Г.Ярцев - Цой жив ещё...

— Работа турбин пятого парящего генератора могла пойти на износ, или, наоборот, вырабатывать недостаточно мощности, — бесцеремонно вмешался Пинг, наблюдавший за происходящим, стоя в проеме отсека рядом с добротной темноволосой девой. Говорил так, будто факт очевиден. Не отрывая руку от стакана, выгнул указательный палец к карте на экране. Цою показалось, что все кроме него, поняли, куда указал инженер. — Океанические течения предсказуемы и стабильны, было несложно высчитать чистую энергию. Мы использовали новейшие климатические модели для оценки возможных сценариев будущего и закладывали в прогноз пессимистичные данные с порогом водной поверхности в семьдесят пять процентов, но никак не семьдесят восемь и семь, как сейчас. Предполагаю, течение усилилось, ускорилась и работа генератора. Вот он и вышел из эксплуатации раньше положенного. Или же, течение ослабло, и тогда…

— Усилилось или ослабло? — Альберт не позволил закончить. — Как именно?

— Понятия не имею, — пожал плечами Пинг, — я же не океанолог.

— А пятый, потому что отрезан доступ к блоку обеспечения?

Пинг, выражая согласие, блаженно закрыл глаза, радуясь внезапно пробудившейся смекалке Альберта.

— А сбой гиберна…

— Очевидно, хандрить начал следующий генератор. Повезло нам, — отхлебнув из стакана, добавил Пинг, — опоздай группа Арго на несколько десятков лет, нашли бы мумий, или операция опять сменила название, скажем, на «Водное царство».

Зал постепенно наполнился аплодисментами и Пинг, решив, что овации восхваляли его проницательность, театрально раскланялся, принимая похвалу, как подобает звезде первой величины. Заметив постепенно отворачивающиеся головы коллег, инженер и сам, выронив пластиковый стакан, безвольно захлопал в ладоши.

В дверях на другом конце зала стояла Вероника, бережно держа директора под локоть; он поспешно высвободился, не позволив себя поддерживать. Жестом руки пожилой мужчина с забранными назад седыми полосами волос просил тишины. Присутствующие повиновались.

— Если кому и стоит аплодировать, то вам, — искатель не понимал слов, уловил только голос; ослабевший, но волевой. — Благодаря вашим знаниям и умениям мы находимся здесь, — обратным жестом директор призвал людей восславить самих себя. И печаль растворилась в радости, вымученных улыбках и лепете рук.

Мужчина подался вперед, старательно скрывая не успевшее окрепнуть тело за горделивой осанкой. Щупа не отходила ни на шаг. Он тепло и, называя по именам, приветствовал каждого, кто оказывался поблизости. Не оставил без внимания и Анну.

— Аннабелль.

— Директор, — девушка почтительно склонила голову, чем вызвала добрую улыбку на лице старика.

Он приобнял ее, как-то по-отцовски, с заботой, и сказал:

— Анна, дорогая, сколько еще мне просить? Какой я тебе директор? Валера я. Ва-ле-ра. Ну, максимум, Валерий.

Анна неловко кивнула. Очевидно, без слов: просить еще несколько раз — точно.

Покончив с обменом любезностями, директор велел Альберту подготовить рапорт, остальным возвращаться к обязанностям, а сам направился к Цою. Искатель разглядывал его, не скрывая интереса: мужичок в комбезе выглядел несуразно и даже забавно. Улыбался Цой редко, не стал и сейчас.

— Приветствую, — Валерий заговорил как каторжанин и протянул руку искателю. Тот осторожно пожал ее, стараясь не сломать. — Дочь рассказала мне, — слегка наклонил голову к Щупе, — кому мы обязаны спасением. Кому я обязан жизнью. Спасибо… Цой? — неуверенно произнес имя, в надежде узнать настоящее, но в ответ получил лишь кивок и короткое:

— Гм.

— Ты и в правду не разговорчив, — старик чуть заметно улыбнулся. — Еще дочь рассказала о второй Резервации. Что-то случилось? — на лице не осталось и тени улыбки.

Цой мрачно кивнул.

— Я бы хотел узнать, что именно.

Еще кивок.

***

Выслушав историю Анны и ознакомившись с подтверждающими ее слова данными самописца челнока, директор с болью во взгляде просматривал записи главного зала Резервации Второго Эшелона. На случившуюся бойню. А узнав о возможностях искателя — как и многие, долго не мог принять мысли о том, что человек, стоявший перед ним в полном здравии, умер, получив несовместимые с жизнью раны.

Боль в глазах сменилась тщательно скрываемой боязнью. Он вжался в кресло. Искатель не разбирал многих эмоций, но страх чуял не хуже любого хищника.

— Хотели начать все с начала, а начали с того, чем кончили, — с досадой заговорил директор, вернув самообладание. — История повторяется и ничему не учит.

Валерий сокрушенно опустил широкий подбородок на переплетенные пальцы. Собираясь с мыслями, провел в молчании некоторое время, а затем, попросил оставить их наедине. Окликнул Анну у самых дверей и сказал, что она сделала намного больше, чем должна была и, если устала и желает отдохнуть, в ее распоряжении столько времени, сколько захочет. Девушка кивнула, — приняла к сведению, и, мило улыбнувшись, удалилась вместе с поникшей Вероникой, ставшей на удивление молчаливой и ни разу не взглянувшей на отца.

Дверной проем затянулся.

Директор устало поднялся с монолитного кресла, обошел литую плиту стола и неспешно, будто заново учился ходить, прошелся вдоль темно-серых стен небольшого помещения с приглушенным освещением. Уставился в стену, воображая окно, за которым красовался самый прекрасный пейзаж из всех, что только можно представить.

— Ты должен нас простить.

Искатель ответил не сразу:

— Некого прощать.

— Для нас все случилось будто вчера, — с тяжелым вдохом, продолжил Валерий. — Моргнули, и прошло почти семь сотен лет, — понимал, среди кишащего жизнью пространства им придется учиться жить заново. — Мы не успели принять новый мир с его порядками и отреагировали, как привыкли — агрессией, — директор выдержал паузу, развернулся к искателю, не скрывая озадаченности. — И все же… ты здесь. Почему?

Цой знал причину, но не мог подобрать слов, которыми ее можно объяснить. Он искренне верил, во блага Старого мира, которые принесут его люди. Верил, что они придут и подчинят себе Каторгу, и только встретившись лицом к лицу, впервые задался вопросом: если не смогли тогда, как смогут сейчас?

— Аннабелль не рассказывала, зачем мы здесь? Зачем все это? — описав скромную обитель руками, продолжил директор, желая наладить разговор.

— Сделать мир прежним?

Валерий тоскливо рассмеялся, аж закашлялся, а затем, с выдохом избавившись от эмоции, сказал:

— Ни в коем случае.

Искатель нахмурился.

— Раньше было лучше, нет?

— Постоянно одно и то же, — разочарованно проговорил он. — Раньше было лучше… раньше… раньше. Лучше не было и не будет, пока мы не изменим отношение к себе. И случившееся, — указал на экран, воспроизводивший бойню, — не должно повториться. Не за этим мы погрузили себя в сон без сновидений.