Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

Идея включить в комплекс орбитальной ПРО новейшее лазерное оружие, которую Рейган счел освободительной, одновременно таит в себе смертельную угрозу, поначалу незамеченную. Именно с осознания этой угрозы и начинается путь к проекту единого и совместного космического щита.

С момента появления первых средств ПРО все военные эксперты понимают, что антиядерный щит, находящийся в тех же руках, что и ядерный меч, играет дестабилизирующую роль и провоцирует эскалацию. Поэтому основным достижением первой американо-советской разрядки стал Договор об ограничении ПРО 1972 года. Но появление на орбите двух и более систем ПРО с лазерным компонентом, находящихся под разным командованием, попросту взорвало бы ситуацию и привело к немедленному столкновению.

Предположим, стороны из лучших побуждений договорились размещать на орбите только рентгеновские лазеры, чей луч поглощается атмосферой, – чтобы исключить возможность удара по наземным целям. Предположим, каждая из них сознательно пытается запрограммировать свою систему для чисто оборонительных задач. Так вот, оказывается, что это невозможно сделать в принципе.

Ракетно-ядерное нападение осуществляется со второй космической скоростью, но при этом система оповещения о нападении срабатывает со скоростью света. Остается, по крайней мере, зазор в несколько минут для вмешательства человеческой воли, способной остановить или отвратить катастрофу из-за технической или человеческой же ошибки. В случае с лазерно-космическим оружием скорость нападения и оповещения впервые одна и та же – это скорость света. Места для человека не остается даже в теории, это войны роботов. И если таких роботов два или более, первый же выстрел становится последним и фатальным. Поэтому возможен единственный защитный алгоритм – сбивать чужую платформу в первую микросекунду выхода на орбиту.

Иными словами, космическая система ПРО может быть, во-первых, только единственной, и во-вторых, только общей. Будучи чьей-то локальной собственностью, она автоматически стала бы орудием глобального самоубийства.

Наш авантюрный замысел подразумевал, что документы с системой аргументов в пользу совместной космической ПРО перед очередным саммитом американский президент получит через Heritage Foundation, а советский – от нас. Есть косвенные свидетельства, что коллеги Вайнрода поработали в этом направлении. Московская часть этого плана тоже удалась. В феврале 1987 года Анатолий Черняев, помощник генсека, передал тому полученное сразу по трем каналам наше послание с пакетом приложений, среди которых были все документы по космическому щиту. Горбачев отправлялся в десятидневный отпуск с Раисой Максимовной, ворчал, что ему и там не дают покоя, – но документы забрал и даже, как выяснилось, с ними внимательно ознакомился.

Но было поздно.

Уже состоявшаяся к этому времени внеплановая, импровизационная встреча в Рейкьявике спутала карты в нашей игре. Аргументы и обоснования попали к адресатам не накануне, а уже после дискуссии по космической ПРО, которая была неконструктивной и привела к расколу по этому вопросу.

Эпизодический диалог президентов продолжался еще пару лет, но острота нерешенной проблемы СОИ, казалось, ослабевала, отходила на второй план. Горбачеву становилось вовсе не до вооружений, Советский Союз сползал в пучину. У Рейгана после скандала «Иран-контрас» тоже проблемы росли как грибы. К тому же вскоре он публично взял назад свои слова про «империю зла». Стены просоветских режимов трещали, и многим казалось, что вечный безъядерный мир уже за порогом. Нудные дискуссии въедливых военных экспертов, вязнущие в бесконечных технических деталях, всем надоели, они постепенно исчезали из массмедиа, из сферы внимания избирателей, а затем и политиков.

Какое-то время мы еще отказывались признать поражение. В начале 1992 года удалось продвинуть идею совместной СОИ в блок мирных инициатив президента Ельцина. В этом же году по заказу частной фирмы «Космофлот», которой руководил космонавт-2 Герман Титов, наша аналитическая команда под эгидой Международной внешнеполитической ассоциации Александра Бессмертных предприняла попытку всестороннего анализа экономических, политических, оборонных, международных аспектов проекта космического щита. Но вскоре гайдаровская шоковая терапия надолго излечила экспертное сообщество от космологических умствований.

К развязке ядерной драмы. Deus ex machina?

Мир еще снимет шляпу перед проницательностью простого, аполитичного предпринимателя Дональда Трампа с его строительным бизнесом, далеким от торговли боеголовками. Уже тогда, в 1990 году мирных упований, он втолковывал интервьюеру журнала «Плейбой»:

«Ядерная война в моей картине мира – важный элемент. Это величайшая из возможных катастроф, величайшая из угроз всему миру – и никто не обсуждает ее детали. Никто не хочет об этом говорить. Я считаю, величайшая глупость – вера людей в то, что ядерной войны не будет, потому что, дескать, все знают, насколько она будет разрушительна. И это полнейшая херня. Это как думать, что “Титаник” не может утонуть.

Слишком многие страны имеют ядерное оружие; никто не знает, куда оно направлено и какая кнопка запустит ракеты. На нас прямо сейчас нацелена тысяча ракет, и никто даже не знает, а точно ли они прилетят. Никто их толком не испытывал. Эти черти во власти стену покрасить не в состоянии, а мы им даем ракеты, направленные на Москву. А если они не в Москву полетят? А если наши компьютеры не сработают? Никто не знает, работает ли оборудование, а я читал пару отчетов – и там пишут, что есть вероятность, что оборудование может и не сработать. Это полный бардак».

С каждым днем зримые черты обретает растущая угроза внесистемного применения ядерного оружия . В результате действий сепаратистских, националистических, экстремистских, сектантских, террористических, заговорщических, мафиозных структур может быть создано и применено самодельное ядерное оружие либо осуществлен несанкционированный пуск боезаряда из арсенала одной из ядерных держав. В перечне возможных сюжетов – ядерная авантюра одного из «государств-изгоев». Наконец, нельзя исключать и самопроизвольные либо аварийные пуски штатного вооружения. В ответ на рост подобных угроз уже начинается нагромождение региональных и локальных ПРО, которые в результате только усиливают неврозы других ядерных держав.

В целом международный комплекс ядерных вооружений быстро усложняется неконтролируемым образом, перспектива потери управляемости его элементов и подсистем абсолютно реальна. Его, безусловно, имеет смысл рассматривать как единое целое, но эта целостность имеет весьма парадоксальный характер. Отдельные блоки этого «хозяйства» теснейшим образом взаимосвязаны – но в том смысле, что одни части предназначены создателями для отражения угрозы либо уничтожения других. Однако их взаимосвязь в физическом и технологическом пространстве опосредована неполными, а часто и ошибочными данными разведки об устройстве, составе, возможностях, управлении противостоящих сил, а главное – о текущих и будущих планах их использования. В инженерно-технологическом отношении мировой комплекс ядерных вооружений представляет собой удручающе пеструю и лоскутную картину, где многие носители продолжают эксплуатироваться с середины прошлого века, их конструкторы и производители давно вымерли, технологическая культура у обладателей во многом утрачена. Системы связи и оповещения отстают от роста сложности управляемых комплексов, в них возникают бреши и разрывы вследствие политических сдвигов и кризисов – не говоря уже о том, что стороны разрабатывают все более мощные средства дезорганизации систем информирования и управления противника. Границы, отделяющие этот комплекс от внешних проникновений, постоянно удлиняются, их проницаемость растет. Одновременно планка сложности разработки собственных зарядов и носителей частными структурами быстро понижается. Свой Илон Маск может появиться по любую сторону баррикад.