Владимир Пекальчук - Спуская псов войны [галимая калибрятина]

«Я люблю тебя».

Леонид глубоко вздохнул, собираясь ответить, но тут поступил еще один вызов. От Первого

Ведущего.

– Тарги кончились – решил поговорить? – съехидничал наемник.

Механический голос командира цалларунга прозвучал, как обычно, без эмоций.

– У меня их еще много. У тебя бойцов – раз, два и обчелся. Многие ранены. Вам не

обязательно умирать за тех, кто считает вас животными. Отдай мне балларанцев. Не всех, только

некоторых. И все это закончится. Я в состоянии заплатить тебе и твоим солдатам практически

неограниченную сумму…

Леонид беззвучно засмеялся.

Людьми двигают мечты. Мечты отличают человека от животного или машины. Мечты меняют

мир. За любым значительным достижением, великим свершением или эпохальным открытием

всегда скрывается обычная человеческая мечта. Везет не всем, кто-то проносит свои мечты

через всю жизнь безрезультатно. Кто-то расстается с ними еще в начале или посередине жизни,

чтобы дальше не жить, а существовать.

У Леонида тоже была такая мечта – но он с самого начала пошел по дороге, вымощенной

благими намерениями и благородными мотивами. Эта дорога привела его даже не в ад – просто в

никуда. Жизнь свою он прожил, плывя по течению, но теперь… Теперь все изменилось. Забавно,

но Леонид почти благодарен этому цалларунга. Потому что вся бесцельная прежде жизнь

внезапно обрела смысл. Каждый контракт, каждая война, каждый выстрел – все, что он делал, в

конечном счете вело его сюда. В этот тридцатиметровый тоннель, который внезапно стал

Фермопилами. Его личными Фермопилами.

Всю жизнь Леонид мечтал о чем-то подобном. О моменте, когда он докажет, что достоин своих

предков. О моменте, когда сбудется его детская мечта. Леонид всегда хотел пойти по стопам отца

и дедов – да будет так. Время его истекает, но страха нет. Двум смертям не бывать, одной не

миновать. Жизнь прожита, впереди только старость. Самое время уходить, особенно если

появилась возможность уйти красиво.

Из множества героев Леонид больше всего восторгался спартанским тезкой, и теперь он

может повторить подвиг царя Леонидаса в Фермопильском ущелье – редкий подарок судьбы.

Правда, обессмертить свое имя на две с половиной тысячи лет не получится, в историю наемник

не войдет. Помнить о нем будет по большому счету всего лишь одна женщина – но Леонида и это

вполне устраивает.

Из этих размышлений его вывел механический голос врага:

– …Просто отдай мне балларан.

Жаль, не придумал для этого случая никакой крылатой фразы. Ну и ладно, в конце концов, он

не историческая личность и не царь Спарты, а просто наемник. Тем более что самые подходящие

для этой ситуации слова уже придуманы до него.

Леонид улыбнулся и медленно, смакуя каждый звук, произнес:

– Приди и возьми.

* * *

Они хлынули в тоннель, словно река: от края до края, сплошной массой. И, словно волна о

волнолом, разбились о двадцать два бойца, выстроившихся на всю ширину коридора. Один

землянин, двадцать один андроид, двенадцать скорострельных пушек.

Прямо как в песне. «Но здесь мы застынем железной стеною – стеною на самом последнем

краю»[7]. Прямо позади – дверь, и Леонид сдохнет, но врага за нее не пропустит. Его последняя

задача. Его последний рубеж.

Он наблюдал за надвигающимся врагом через рамочку голографического прицела,

удовлетворенно улыбался, глядя, как снаряды косят таргов, рвут их в клочья, обильно

окрашивают стены и потолок их коричневатыми потрохами. Твари ломились огромным числом, но

когда ширина коридора всего десять метров, хватило бы и четырех пушек. А у него их –

двенадцать. И больше тысячи одних только разрывных снарядов.

Пушки ненадолго умолкли, пока бойцы меняли снарядные коробы, настало время сказать свое

слово «Кароносцам». Леонид, выставив скорострельность на максимум, нажал гашетку и не

отпустил ее, пока все двести двадцать стрел не унеслись в сторону противника. Тарги, неуклюже

наступавшие по ненадежному покрову из мертвых тел, один за другим превращались в сгустки

алого света, когда их панцири раскалялись докрасна от нескончаемого потока

высокотемпературной плазмы, и вспыхивали, даже лопались, если одна или несколько игл

находили путь сквозь броню и в считаные мгновения превращали внутренности врагов в

кипящее варево. То и дело рвались боеприпасы: цалларунга сэкономили на вооружении таргов,

оснастив их устаревшими пулеметами на химической взрывчатке.

Затем пушки заговорили снова. Тарги поначалу сумели преодолеть под их огнем всего пять

или шесть метров, и на этой отметке высились горы трупов. Во время перезарядки вражеское

полчище продвинулось до середины тоннеля, но когда «Бури» открыли огонь вновь, тарги были

отброшены до прежней отметки. Первые пятнадцать метров коридора устилали дымящиеся тела в

два-три слоя, на шестиметровом рубеже гора мертвых таргов образовала настоящий крепостной

вал высотой в два метра, и Леонид преисполнился решимости закупорить тоннель вражескими

трупами полностью. Благо тоннель транспортный, до потолка пять метров: хватит места еще на

много-много таргов.

После минутной передышки, которая понадобилась цалларунга, чтобы стянуть к тоннелю

новые силы, атака возобновилась. Леонид поймал в перекрестие уродливую голову с

шарообразными глазами и вдавил гашетку заподлицо с рукоятью. Сдохни, тварь, сдохни! И ты

сдохни! И ты, и ты, и ты! Наемник не сразу заметил, что цедит свои мысли сквозь зубы, переводя

оружие, изрыгающее сотни игл в минуту, с одного врага на другого.

Магазин опустел – следующий! Цилиндр, наполненный плазменными стрелами, с негромким

лязгом входит в паз. Тихий писк сообщает, что оружие подключило новый магазин, щелчок – и

первая игла уже в стволе. Батареи хватит еще на много выстрелов – держитесь, сволочи. Или не

держитесь – без разницы. Все равно все сдохнете.

Тарги наступали молча, не ведая страха, сомнений, беспрекословно выполняя приказ

командиров, посылающих их на верную смерть, – и так же молча падали, один за другим,

десяток за десятком, сотня за сотней. Они гибли безостановочно, и Леонид краем сознания

подумал, что если бы у пехоты были такие же традиции, как у летчиков, то места для нанесения

новых отметок, обозначающих убитых врагов, на его бронекостюме уже не осталось бы, а

андроидам с пушками пришлось бы рисовать последующие звездочки уже изнутри скафандров.

Коридор затянуло непроглядным дымом от горящих трупов и непрерывной стрельбы чудовищной

плотности – хоть топор вешай; если б не герметичный костюм – от смрада давно бы задохнулся.