Кларита Де Арейя - Жестокий ангел

Луис-Карлус с Жулиу сочувственно переглянулись и искоса посмотрели на девушек. Они обсуждали поведение Родригу. «Почему? Почему его все-таки тянет к Пауле?» — задавали себе Лижия и Ниси один и тот же вопрос. Обе они были согласны в том, что Паула никогда не была беременна и только морочила голову простачку Родригу, а тот позволял себя обманывать.

— Вот если бы я стала встречаться с ним, — невольно проговорила Лижия, — все было бы совсем по-другому. Я уверена, что если бы мы поженились...

И тут она увидела взгляд Ниси — такой взгляд, от которого ей стало жарко.

— Ты очень правильно сделала, что не стала с ним встречаться, — сказала Ниси. — Я всегда считала, что ты умная девушка. Я ведь еще не решила, согласна ли я на развод. А встречи с женатым человеком никогда и никого до добра не доводили.

Лижия невольно поперхнулась. Да, не хотелось бы ей иметь дело с Ниси, которая боролась бы за Родригу. Нет, она не Паула, ей с этими двоими лучше не тягаться. Разумом Лижия понимала, что сделала все правильно, но непокорное сердце не соглашалось с разумной Лижией, оно бунтовало и не хотело мириться с грустной правдой, говорящей, что Родригу по сердцу совсем иные женщины — бурные, темпераментные, а не такие, как кроткая и смирная Лижия...

Ниси горевала, что рядом с ней нет Клотильды, она так нуждалась в ее совете, в ее самообладании, мудрости. Ни на что не надеясь, она набрала номер Клотильды и — о чудо! — услышала ее голос.

— Рада тебя слышать, дорогая, — весело говорила Клотильда. — Ты как будто почувствовала, что я приехала. Я очень по тебе соскучилась. А приехала буквально только что. У меня для тебя письмецо из Парижа. Друзья тебя не забывают. Приходи, жду, расскажешь все свои новости!

У Ниси от радости закружилась голова, да так сильно, что она невольно поискала глазами стул и присела.

— Что это с тобой? — спросила Алзира, глядя на побледневшую дочь. — Никак голова закружилась?

— Да, от радости, — кивнула Ниси. — Клотильда, наконец, вернулась из Парижа.

— Это хорошо, что вернулась, — сказала Алзира, — но я-то думаю, что ты беременна.

Не может быть! Неужели? Ниси растерялась, не смея поверить в то, чего так ждала и о чем еще так недавно молилась. Но теперь? Паула уже пыталась вернуть себе Родригу беременностью. Что ж, и она будет вести себя, как Паула?

Но это был только внешний, поверхностный поток мыслей, а в глубине ее существа разливалось тихое блаженство, она уже не принадлежала себе, она принадлежала новой, таинственной жизни. Да, теперь у нее была новость, которой стоило поделиться с Клотильдой. Но, пожалуй, это была единственная хорошая новость. Все остальные, обрушившиеся на Клотильду, были много хуже. Она пришла в ужас, узнав о состоянии Терезы, которая была по-прежнему на грани жизни и смерти. С грустью отметила, что Элизинья все попивает:

разговаривая с ней, сестра то и дело прикладывалась к графинчику с коньяком.

Своими новостями Элизинья с сестрой делиться не стала. Клотильда бы ее не одобрила. Не одобрила бы ухаживаний Бени, который был без ума от Элизиньи. Не одобрила бы ее соглашения с Руем, от которого без ума была сама Элизинья. Руй пообещал ей половину денег со счета покойного мужа, если она вспомнит код. Цифры Элизинья вспомнила, а вот буквы никак не могла. Но надеялась, что все-таки вспомнит.

Клотильду взволновало и состояние здоровья Америку. Он, оказывается, опять довольно серьезно болел в ее отсутствие. Горети даже обследовала его в больнице. Оказалось, у него скачет давление.

Ей показалось, что Америку обрадовался ее приезду. Сказал, что волновался, как она переносит европейские холода. Клотильде было приятно это слышать. Она стала относиться к этому человеку намного теплее, ей вдруг показалось, что у них есть немало общего.

Однако разговор весь вечер вертелся вокруг Терезы. Все сходились на том, что Рикарду не из-за чего стрелять в нее, что невозможно даже предположить мотив преступления.

— Лично я не верю, что Рикарду стрелял в Терезу, — выразила общее мнение Симони. — Если бы стрелял в Паулу — другое дело.

— А что, в Паулу стрелять можно? — язвительно спросила Элизинья, которая недолюбливала Симони.

— Я этого не сказала, — отозвалась та, — просто для Рикарду это было бы логичнее. А знаешь, мама, я, пожалуй, пойду его завтра навещу. Его нужно поддержать, ободрить.

Горети закатила глаза — только этого не хватало! Почему ее дочь, как муху на мед, тянет ко всяким сомнительным личностям? Почему ее не привлекают люди положительные, благородные? Как Бруну, например.

Америку понял, какие мысли тревожат его жену. Он сам думал, что хорошо бы как-то помочь девочке, у нее трудный возраст — и чувства, и мысли в разброде. В своем возрасте юным душам очень полезны стихи. Когда-то он и сам очень любил их. И он решил попробовать — отыскал томик Камоэнса и переписал сонет. А наутро подарил его Симони.

Глаза Симони удивленно расширились, когда она прочла возвышенные строки о любви.

— Что это? — спросила она.

- Мое любимое стихотворение в юности, — объяснил Америку. — Мне кажется, что только очень юные души и поэты что-то смыслят в любви. Решил проверить. Ну, как тебе?

Глаза Симони заблестели.

- Здорово! А вы мне еще перепишете?

Америку растрогался, трудная девочка оказалась такой отзывчивой к высоким чувствам. Да, не зря он всегда благоговел перед поэтами: небесная гармония способна творить чудеса.

— Конечно, с удовольствием перепишу, — пообещал он. — Давай начинать с тобой день стихотворением.

— Классная мысль, — одобрила Симони.

Улыбнувшись про себя, Америку подумал, что наверняка это понравится и Горети и она, такая нервная в последнее время, немного успокоится.

Вечером Клотильда получила сонет Камоэнса.

— Это посылает вам сеньор Америку, — пояснила, передавая его, Симони.

Клотильда нашла это забавным. Если бы они с Америку действительно жили в семнадцатом веке, она сочла бы, что он начал за ней ухаживать.

«Я добьюсь своего непременно», — думала Симони, возвращаясь вприпрыжку домой.

Глава 29

Скорбная фигура Руя Новаэса, целыми днями сидевшего у палаты своей жены, невольно обращала на себя внимание. За те несколько дней, что Тереза находилась в больнице, он прослыл идеальным мужем. Для тех, кому печально опущенная голова не давала возможности увидеть его лицо.

Руй Новаэс сидел и сторожил как пес тот миг, когда Тереза, наконец, уйдет из жизни. Ее смерть решила бы множество его проблем, и он с нетерпением ждал ухода этой давно не любимой им женщины. Все обвинения, которые вот-вот должны были обрушиться на его голову, могли быть списаны за счет ее полной неопытности в делах и самовольного желания вести их во что бы то ни стало самостоятельно. Все, что он переписал на Терезу, вновь безболезненно вернулось бы к нему. И вдобавок его брак с дочерью негритянки,