Олег Якубов - Привет эпохе

– Что-то я не пойму, вы-то здесь, Михаил Родинович, при чем?

– Вот то-то и оно. Стало высокое начальство искать, кого же наказать за то, что у высокого гостя желудок болел, ну и нашли крайнего. Меня, начальника ГАИ. Отстранили от занимаемой должности, как не обеспечившего беспрепятственного прохождения правительственного кортежа. Теперь вот сюда сослали, мусорками командовать…

– Какая нелепая история, хотя и интересная – прокомментировал я.

– Э, брат, да ты при своей работе еще не такого наслушаешься, да и сам увидишь, – напророчил Михаил Родионович.

«ДЕЗЕРТИРОМ ПРОШУ НЕ СЧИТАТЬ»

Есть в отрогах Памиро-алая дивное место под названием Шахимардан. Местные называют его ферганской Швейцарией и, в данном случае, отнюдь не преувеличивают. Здесь даже в знойный летний день прохладно, горный воздух прозрачен так же, как прозрачны ручьи. К подножью одной из гор Шахимардана прислонился маленький кишлак, названия которого, право, теперь и не вспомню. А вот историю, произошедшую. В кишлаке, помню отчетливо, до мельчайших деталей, хотя и минуло с той поры ровно двадцать лет.

Впервые я попал в этот кишлак случайно. Ехали с друзьями в Шахимардан, проезжали мимо и приятель мой остановил машину.

– Привал, – провозгласил он и уточнил. – Вернее, обед.

Никакого обеда мы по пути не планировали и от того недовольно заворчали. Но приятель был непреклонен, к тому же объяснил нам доходчиво, что ехать дальше – себя не любить:

– В этом кишлаке есть чайхана, где работает самый знаменитый на весь Узбекистан мастер по плову (по-узбекски – ошпоз). Если кто-то приезжает к нам, в Фергану, в командировку, то сюда непременно наведывается, а есть такие любители, что выбирают свободное время и специально из других областей едут, чтобы отведать плов этого ошпоза.

Одним словом, он нас заинтриговал. На местном базарчике мы купили свежей баранинки, хорошего рису и всего, что необходимо для приготовления плова. Старик-чайханщик принял нас приветливо, забрал продукты и без лишних слов удалился к очагу. Те два часа, что он колдовала возле казана, пролетели для нас незаметно – после изнуряющего зноя долины, мы просто опьянели от свежего горного воздуха и сладко дремали, удобно облокотившись на узбекские национальные подушки-валики. Разбудил нас невероятный аромат, а когда мы окончательно проснулись, то увидели перед собой истинное произведение кулинарного искусства. Описывать еду – дело зряшное. А посему поверьте на слово – те, кто не бывал в той чайхане, о настоящем плове и понятия не имеют. Покидая чайхану, я протянул деду свою визитную карточку, пообещав при случае непременно еще раз сюда заехать.

– Приезжай, сынок, – согласно заулыбался чайханщик. – Обязательно приезжай. Я люблю, когда людям хорошо.

Как-то раз в мой редакционный кабинет позвонил из проходной дежурный милиционер и доложил:

– К вам тут какой-то старик просится. Говорит, из Шахимардана приехал и вас, вроде, знает.

С кем только не приходится встречаться в командировках. Я не стал напрягать память и вспоминать пока неведомого мне старика, а просто попросил дежурного проводить приезжего в кабинет. Через несколько минут на пороге показался старик, в котором, хотя и не без труда, признал я знаменитого чайханщика. К старикам в Узбекистане всегда уважение особое, обычаи требовали угостить человека с дороги чаем, расспросить о здоровье. Он в свою очередь тоже должен был поинтересоваться подробно о моем самочувствии, успехах в работе, благополучии семьи. Но дед, едва присев на краешек стула, произнес с непередаваемой болью: «Беда у меня, сынок, помоги», и по старческим щекам его потекли крупные, как горошины, слезы.

Как мог, успокоил я старого Яхшибая, а потом долго выслушивал его горестную историю. Его внука, Эргаша, минувшей весной призвали в армию. Дед отправился на вокзал, в город, провожать своего любимца. На перроне сунул внучку свернутую в трубочку пятирублевку. Эргаш отказывался, зачем, мол, в армии деньги. Дед настаивал – пригодятся. Эх, знал бы старый, сколько горя принесут эти несчастные пять рублей всей семье, и какие страдания придется пережить из-за них Эргашу.

Не успел паренек преступить за ворота стройбата одной из Подмосковных частей, как к нему тут же подошли трое «стариков», среди которых был и один узбек. Эргаш было обрадовался, вот здорово, земляка встретил, не так одиноко будет. Но земляк и не думал интересоваться о доме. Деловито спросил: «Деньги есть», и, увидев, что мальчишка замялся с ответом, молча стал обшаривать карманы. Обнаружив злосчастный пятерик, «старики» недолго посовещались и вынесли вердикт: после отбоя явишься в умывальную. Не смея ослушаться, Эргаш после отбоя поплелся в назначенное место. Плохие предчувствия его не обманули. С порога он получил оглушительный удар пряжкой по голове и упал, как подкошенный.

Его жизнь превратилась в сущий кошмар, кромешный ад. Каждую ночь, после отбоя, его вели в умывальную комнату и били. Да что там били, попросту истязали, в самом буквальном смысле этого слова. Он утратил ощущение реальности. Днем на него орали сержанты, офицеры – оглушенный от истязаний он ничего не мог понять, окрик «ну ты, тупой» теперь даже как оскорбление не воспринимал. Никто вокруг, ни офицеры, ни солдаты и сержанты, словно и н6е видели, что у новобранца Яхшибаева каждый день появляются все новые синяки, кровоподтеки, ссадины. А ведь так продолжалось, ни день, ни два, Три месяца!

Каждую ночь мучители совершенствовались в своем садистском мастерстве и наконец придумали очередное «наказание». Как-то ночью сержант объявил Эргашу;

– Вот у нас, шестерых, скоро дембель. До утра ты должен начистить шесть пар наших дембельских сапог и до блеска надраишь пряжки ремней. Когда закончишь, позовешь нас. Каждый «дембель» на прощание ударит тебя по разу и, если выживешь, – живи.

Как ни странно, он обрадовался: сам себя утешил тем, что осталось всего-то навсего перетерпеть шесть ударов тяжелого солдатского ремня и на этом мучения закончатся. Эх, кабы знал бедный, что ждет его впереди. Он чистил сапоги, надраивал пряжки, стараясь как можно дольше оттянуть миг очередного унижения, боли. «Дембеля» заявились в умывальную комнату сами. Придирчиво осмотрели сверкающие до блеска сапоги и недовольно проворчали:

– Плохо почистил, засранец. В таких сапогах и в родную деревню ехать – стыдоба одна. Так что битьем не отделаешься. Они лениво ударили, каждый по разу, а потом соорудили из ремня петлю и велели Эргашу… вешаться. В этот как раз момент и заглянул в умывальник один из прапорщиков. Моментально поняв, что здесь происходит, он лишь пожурил «дедов»:

– Это вы, конечно, зря. Такие вещи в части делать негоже. Ну, вывели бы за ворота, а то ведь надо, что придумали…