Алексей Зимин - Единицы условности

. Есть люди, способные задаваться вопросами на любую тему-от автомобильных двигателей до геополитики, - а есть узкие специалисты, умеющие думать только, скажем, о корпоративных финансах. Предметами для рассуждения автора чаще всего были человеческие слабости. Слабости погуще - успех, деньги или там честь с совестью. И слабости пожиже - путешествия и еда. Книга разделена на три тематических раздела: «Антропология», «География» и «Гастрономия». Деление это условное, так как в каждой части появляются люди, географические названия и шкворчит какая-нибудь сковорода. Здесь нет безусловных рецептов счастья. Кроме одного - делай, что должен, и будь что будет. Все остальное - единицы условности. Ведь частная жизнь тем и отличается от социальной истории, что ее можно изменить, ничего в ней, по сути, не меняя.

Я не писал эту книгу. Она, если можно так выразиться, получилась сама. Что, конечно, не избавляет меня от ответственности.

Несколько лет я служил колумнистом в толстых иллюстрированных журналах. Колумнист - это человек, который получает деньги за то, что ставит перед собой идиотские вопросы и с большей или меньшей степенью убедительности из этих вопросов выпутывается.

Обычно колонка сопровождается изображением автора: небольшой паспортной фотографией человека, на лице которого смутно угадывается неясная мысль.

Среди колумнистов есть универсалы, то есть люди, способные задаваться вопросами на любую тему - от автомобильных двигателей до геополитики, а есть узкие специалисты, умеющие думать только, скажем, о корпоративных финансах.

Моими предметами для рассуждения чаще всего были человеческие слабости. Слабости погуще - успех, деньги или там честь с совестью. И слабости пожиже - путешествия и еда.

В силу моего патологического легкомыслия суждения о человеческих слабостях, собранные в этой книжке, лишены того привкуса трагедии,

которого эти слабости несомненно заслуживают. Вместо трагедии тут какой-то болезненный оптимизм, в лучшем случае - хихикающая меланхолия.

Впрочем, это не только моя болезнь - это болезнь века. Как говорил один заслуживающий доверия редактор: главная задача современной публицистики состоит в том, чтобы читатель уржался.

Эта книга - дистиллят из моих журнальных колонок. Для удобства я разбил ее на три тематических раздела: «Антропология», «География» и «Гастрономия». Деление это условное, так как в каждой части появляются люди, географические названия и шкворчит какая-нибудь сковорода.

Кроме того, внутри каждой части имеется некоторое подобие драматической интриги. Главный герой, то есть я, постепенно запутывается в череде мучительных вопросов. Правда, заканчивается все не катастрофой, как принято в триллерах, а икотой или анекдотом. Что несколько принижает морализаторский пафос. Но, признаться, у меня и в мыслях не было всерьез учить кого-то жить. И если местами вам покажется, что я агитирую в пользу того или иного способа существования, не принимайте это близко к сердцу. Я не верю в безусловные рецепты счастья. Кроме одного - делай, что должен, и будь что будет. Все остальное - единицы условности.,

Из всех человеческих привязанностей самая загадочная для меня - страсть к старым вещам. Я с ужасом, например, смотрю на собственную жену, когда она идет в магазин винтажного тряпья. Для меня это - все равно что одеваться с трупа.

При этом я вырос в семье, где практически ничего никогда не выбрасывали.

Когда мне исполнилось тридцать, моя мама из лучших побуждений предъявила мне полную коллекцию моих детских игрушек. Там был чудовищного вида красный пластиковый утенок, деревянная погремушка, похожая на тибетский молитвенный барабан, и плюшевый медведь с такой зверской физиономией, что мне наконец-то стало понятно, откуда у меня в характере столько жестокого и мягкого одновременно.

Один мой знакомый психолог сказал, что у меня, видимо, не в тонусе ген сентимхентально-сти.

Однажды я решил это проверить и приехал в школу, в которой проучился десять лет.

Я хотел испытать что-нибудь похожее на на-боковское умиление, но не испытал ровным счетом ничего. Хотя вру - испытал легкую досаду, вспомнив про то, как директриса тысячу раз обвиняла меня в том, что я курю в туалете.

Это было обидно, потому что я курил, кажется, везде, включая и ее кабинет.

Но ни разу не делал этого в туалете. Ведь это антисанитарно и в этом нет никакого удовольствия. Поэтому обвинение в туалетокурении оскорбляло меня как личность.

После свадьбы мы с женой переехали жить за город. В старый дом, где выросли несколько поколений семьи моей жены. Сосны, свежий воздух, два часа в пробке каждый день. Все удовольствия дачной жизни.

В первый же вечер мне стало дурно от всего того хлама, что скопился на даче за тысячу лет.

Первое мое желание было - немедленно все выбросить и купить все новое.

«Это что такое?» - совал я под нос жене закопченный кусок чугуна. «Это любимая бабушкина сковородка». «А эта серая пыль что здесь делает?!» «Это мамин запас муки». «В печку все, в печку!»

Каждую минуту откуда-то сыпались, как тараканы, кусочки минувшего. То какая-то фаянсовая плитка, то целлофановый мешок, набитый другими целлофановыми мешками. То кастрюля без дна, то чайник без крышки. Однажды я имел глупость открыть шкаф в прихожей - и мне на голову высыпался целый легион разнокалиберных деревянных реек.

Я начинал сходить с ума. За две недели жизни на даче мне удалось под вопли и причитания отправить на кладбище вещей только одну сковороду без ручки, две стеклянные банки неизвестного назначения и восемнадцать зубных щеток преклонного возраста.

В редкую минуту душевного равновесия я открыл обнаруженную среди отсыревших журнальных подшивок толстую энциклопедию «Золотые правила домоводства. 10 000 советов на все случаи жизни». Открыл на странице 295 и прочитал буквально следующее:

«Никогда не выбрасывайте обрезки ткани. Можно использовать даже самые маленькие лоскутки. Например, лоскутки, оставшиеся от пошива штор, можно пустить на оборки диванных подушек».

Вот оно, подумал я. Вот где скрывается зло хламокопительства. Перевернув несколько страниц, я обнаружил совет не выбрасывать старую плитку в ванной, а использовать ее в качестве подставки под горячее. Ха, отметил я и понял, что делала синяя фаянсовая плитка на кухонном столе моей тещи.