Георгий Эфрон - Дневники

Например, надо будет сходить в баню в Ташкенте. Я совершенно не представляю себе разговор с Митиной бабушкой в тот момент, когда я ее буду просить мне помoчь…

Вот это уж совсем нет. Да ну ладно, посмотрим. Будем надеяться - это ничего не стоит и облегчает внутреннюю атмосферу. Многое зависит от того, каков город, на что похожи связи Кочеткова, какая квартира у Насоновых, каков климат. Военные в поезде лучше питаются, чем другие пассажиры. Это потому, что они лучше заготавливали запасы на дорогу. Что было бы шикарно, это в Ашхабаде пойти в кафе с Митей, так мы бы продолжили нашу московскую традицию, мы бы вспомнили "Артистик",

"Националь", "Москву", а также и парижские "Ротонду" и "Дом". Все это очень далеко, да, так далеко! Приходится все время смаковать одни и те же глупости.

Академики и несколько типов из вагона образовали делегацию и хотят поехать из Сызрани в Куйбышев вперед нашего поезда на поезде рабочих, чтобы попросить власти пустить наш поезд из Куйбышева как пассажирский поезд. Это было бы гораздо быстрее. Всем это проклятое путешествие надоело до чертиков: без хлеба, без воды, без угля, а поезд тащится, как черепаха. Майор Казаков уже рванул в Куйбышев, чтобы попытаться поторопить события. Но я очень мало верю в успешность этих хлопот перед государственными властями. У них есть другие дела, у представителей государства - например, ногти чистить и лясы точить. Просто я сомневаюсь, чтобы кому-нибудь было до нас дело. Продуктов нет, вот что самое говенное. Да и то большинство эвакуированных с этим смирилось бы, если бы поезд шел нормально. Но он идет отвратительно медленно; ну, ну, ну, может, и выйдет что-нибудь в Куйбышеве. Хотя бы хлеба. Я был бы очень рад пожрать хлеба, все остальные тоже, кстати. По всему СССР выпиты весь одеколон и все духи, за неимением водки и вина. Говорят, в Ашхабаде хорошее мороженое. Как было бы здорово: сидим с Митей за столиком, болтаем. Идиллическое видение, каких мало!

Говорят, через Сызрань проедем ночью, значит, опять не будет возможности купить пожрать.

La voie ferrйe longe la Volga. Pour toujours je hais la Volga et la Kama, а cause de la Tatarie, thйвtre des plus horribles moments de ma vie. Bientфt allons boire du thй. Allons, la vie n'est pas si mauvaise que зa. Bien sыr, il faut rouler le plus loin possible de ces froids ignobles de la Russie. Il fait de plus en plus sombre. Tous courent regarder la Volga, car le train s'est arrкtй aprиs 20 minutes de lente marche, comme de juste et de bien entendu, au fond ce voyage est un continuel arrкt. On parle de ce que la Volga est pour nous une sorte de Rubicon. En effet, on peut bavarder pendant des heures sur "la limite de deux mondes", et que les Allemands ne veulent aller que jusqu'а la Volga et que c'est "toute une йpoque" et que c'est presque un moment historique et autres insanitйs. Ce n'est pas la Volga qui nous empкchera, tout en йtant le Rubicon, de geler jusqu'а Tchkaloff. Finis d'йcrire. Sombre.

Полотно идет вдоль Волги. Я навсегда возненавидел Волгу и Каму, из-за Татарии, где пережил самые ужасные моменты моей жизни. Скоро будем пить чай. Ну, ладно, жизнь, в конце концов, не такая уж плохая. Конечно, нам нужно отъехать как можно дальше от этих страшных русских морозов. Становится все темнее и темнее. Все бегают смотреть на Волгу, так как поезд стал после двадцати минут замедленного хода. В сущности, как и следовало ожидать, путешествие это - сплошная остановка.

Разговоры о том, что Волга представляет для нас нечто вроде Рубикона.

Действительно, можно часами обсуждать "границу между двумя мирами"; что немцы хотят дойти до Волги; что это "целая эпоха"; почти исторический момент и прочие глупости. И все же, даже будучи Рубиконом, Волга не поможет нам не замерзать до Чкалова. Кончаю писать. Темно.

Дневник N 10 (продолжение) 13 ноября 1941 года Георгий Эфрон Переживаем очень трудные дни. 2 недели путешествия, и все еще не доехали до Сызрани. Сегодня ночью все спали в шубах, так как вследствие готовки в топке загасили celle-ci1 - неумелые люди, пришлось вновь разжигать, не было дров и угля. К утру все проснулись окоченелыми. Теперь на каждой станции, в поле, мы бегаем за каким угодно топливом для топки. Стоит исключительно сильный мороз.

Нас неожиданно застигла ранняя зима. Державин и Кочетков говорят, что даже в 17-е -18е гг., в годы разрухи и страшного беспорядка, и то было больше порядка на дорогах, - и они впервые переживают такие передряги. А это - люди бывалые, qui ont vйcu2, как говорится. Но в таком положении они действительно не бывали.

Хлеба уже дней 6 как не удавалось достать. А мороз не ждет - и невиданный.

Сегодня таскали все утро полена, дрова, бревна, даже шпалы… Всем напоминает времена революции, но даже еще хуже. А ведь всего четыре месяца войны - а какой безобразный беспорядок во всем. Du reste1, наш вагон - картина всероссийских беспорядков en miniature2. Каждый хочет распоряжаться по-своему, все вносят противоречивые предложения, причем c'est toute une histoire que de tirer quelqu'un pour faire le travail nйcessaire3. Вагон раздирается склоками, причем у некоторых доходит дело до "хамов", "подхалимов" и пр. Источники споров - в основном на базе готовки. Каждый норовит пройти вне очереди; пользуются больными детьми, чтобы готовить 2-3 раза… Более неорганизованных, сбивчивых, противоречивых людей, чем русские, не видывал и видывать не буду. Сейчас - 13 h. 30. Если будет coup de chance4, часика через полтора удастся в топке вагона сварить картошку, если какие-нибудь косолапые дураки не затушат ее до этого.

Partout rкgnent des5 междоусобицы, разъедающие "коллектив". Какой, к чорту, коллектив! Интендант Казаков поехал в Куйбышев. Может, он там как-нибудь облегчит наше положение, в смысле быстроты продвижения, хлеба? Поговаривают о том, что он поехал в Куйбышев, т.к. там у него семья. Конечно, особенно не надеюсь на плодотворность его dйmarches6, если даже таковые будут. Ведь в Куйбышеве правительство и нарком путей сообщения. Но до Куйбышева еще далеко. До Куйбышева неизвестно сколько километров; до Сызрани - 20 км. Говорят, на нашем пути произошло крушение, которое задерживает наше продвижение. Выступило морозное солнце. Все говорят, что никто ничего не умеет организовать (верно, между прочим). Читаю гениального "Гамлета" в переводе гениального Пастернака.

Читаю также забавные, хотя чуть-чуть устаревшие, очень остроумные и талантливые "12 стульев" Ильфа и Петрова. Что останется от советской литературы? Грин, Ильф - Петров, может, Пришвин и Шолохов. Ничего неизвестно с фронта - неоткуда получать новости. От мира, в сущности, полностью отрезаны. Вот хорошо, если бы 2-й фронт к чорту расколошматил бы немцев! Ведь, в сущности, во всех бедах они виноваты не меньше, чем мы сами, - даже больше. В России ЖИТЬ хуже, работу же найти легче, чем на Западе; на Западе же работа - все, но, получив работу, - жить легче, ВКУСНЕЕ. Прямо не знаешь, как быть. Хотя сейчас вопрос об этом не ставится: du moment qu'on y est, faut s'arranger comme on peut1. Подождем - увидим. В конце концов, можно творить в полном смысле слова, занимаясь какой угодно дрянью, которая бы "давала на жизнь". Это даже было бы пикантно. Конечно, люди "свободно творящие", кроде Жида, Монтерлана, Валери - примеры соблазнительные. Они не вынуждены заниматься посторонними делами. Но ведь им лет 40-60, а к этому времени никто мне не говорит, что я не достигну их положения.