Аркадий Ипполитов - Эссе 1994-2008

На Брейгелей взглянули другими глазами. Трудолюбивый копиист Питер оказался художником, в своей тяжеловесной доброжелательности предвосхитившим "Едоков картофеля" ван Гога. Раньше американские музеи не покупали вторичного Брейгеля Младшего, не желая среди своих шедевров выставлять то, что так или иначе могло быть сочтено за стиль копииста. Теперь, увидев, что Брейгеля Старшего им все равно не купить, они набросились на сына, вполне удовлетворившись "ароматом стиля" и даже находя в нем свою оригинальность.

Яну Брейгелю повезло еще больше. Тщательное изящество его пейзажей стало цениться на уровне импрессионистической свежести и даже более того, а о натюрмортах уж и говорить нечего. В первую очередь в этих картинках для календарей открыли второй смысл - каждый цветок попал в букет не просто так, а означая тот или иной человеческий порок или добродетель. Вошки и блошки оказались также у места: они олицетворяли то дьявола, то бога, то идею возрождения мира, то его бренности. То, что казалось лишь tromp d'oiel, обманом зрения, теперь приобрело многозначительность энигмы.

Цены на эти энигмы полезли вверх. Сейчас крохотный пейзаж Брейгеля Младшего, 16 сантиментов в диаметре, стоит порядка $100 тысяч, а цена на маленький пейзаж Брейгеля Бархатного колеблется от $200 до 400 тыс. Натюрморты Яна Брейгеля желанны на любом аукционе; их стоимость переваливает за миллион, так что младшее поколение Брейгелей вернуло себе популярность на художественном рынке, утерянную в XIX веке.

Выставка в Художественно-историческом музее отнюдь не только зрелище для эстетов.

Название выставки "Брейгель-Брейгель" недаром напоминает название какой-нибудь фирмы. Для того, чтобы вместо Брейгеля Бархатного вам не подсунули на аукционе Яна ван Кесселя, художника также дорогого, но несоизмеримого с Брейгелем Бархатным, имя фирмы должно быть очищено. Антикварная современная популярность Брейгелей способствует и популярности выставки; безусловно, все аукционные дома и музеи купят ее каталог, так как кроме пользы научной он принесет вполне конкретно-утилитарную пользу при оценке произведений.

Не совсем ясно только, почему устроители выставки несколько навязчиво заявляют о том, что она должна служить прояснению ситуации искусства около 1600 года. Оба замечательных труженика кисти сделали очень много произведений, но отразилось ли это на искусстве? Они удовлетворяли требования рынка, желавшего небольших картинок кабинетного формата, делали это очень хорошо и качественно, но имеет ли потребность рынка в том или ином жанре что-нибудь общее с искусством?

Эти удивительно красивые вещи, написанные на дереве или меди, что придает краскам особый прозрачный блеск, воспринимаются все же как предметы быта, невероятно художественного, но все же творимого ремеслом, а не гением. Если рассматривать эти произведения как проявления художественной воли, то приходится констатировать, что в них она направлена на нивелировку искусства. Оба художника стояли у истоков современного художественного рынка, и они во многом его сформировали. В них отражены все прелести стиля богатого и зажиточного Антверпена, еще не разоренного религиозными войнами. Надо только признать, что благополучный и богатый Север несколько затер само понятие искусства, и то живописное наводнение, что затопило Европу в XIX веке и привело к тому, что сама идея живописи дискредитировалась, многим обязано деятельности сыновей Брейгеля. веты зла времен проклятых королей Выставка средневекового искусства в Париже

© "Русский Телеграф" 20 июня 1998 года Упадок сладок - все те, кто хотят считаться эстетами, выучили эту нехитрую истину за последние сто лет наизусть. Со времен Бодлера искусство ощутило себя искусством конца века, и в дальнейшем это ощущение необязательно стало падать на реальный конец - отечественный fin de siecle пышно расцвел в десятые годы. В дальнейшем мода на fin de siecle привела к тому, что его бросились искать в другие эпохи, вовсе себя упадническими не ощущавшие: рококо, маньеризм, интернациональная готика, позднеримское искусство стали вызывать наибольшее восхищение ценителей изысканно прекрасного. Специально для них французские искусствоведы сделали огромный подарок - в Гран-Пале развернута огромная выставка под названием "Искусство времени ненавистных королей: Филипп Красивый и его сыновья, 1285-1328". По-французски это название звучит еще более красиво: "L'art aux temps des rois maudits: Philippe le Bel et ses fils, 1285-1328".

Для тех любителей упадка, что предпочитают им наслаждаться в готическом искусстве, он ассоциируется в первую очередь с роскошью Бургундского двора конца XIV - начала XV века, с воспетой Хейзингой "осенью средневековья". В причудливой путанице линий и страсти, в экстравагантной экзотике видели своего рода предвосхищение бодлеровской поэтики с ее культом изощренного ослабления жизненных сил. На конец XII века эстеты обращали меньше внимания - казалось, что это время слишком близко ко времени "великих французских соборов", ставших своего рода высокой классикой готики, так что весь XII век не мыслился в категориях "конца века".

Тем не менее время Филиппа Красивого было всем упадкам упадок, и историки давно уже это заметили. Roi maudit был действительно maudit, и никто о нем не сказал ни одного хорошего слова, кроме того, что все признавали - он был очень красивый. Список его преступлений длинен: он нарушал договоры с английским королем, был страшно жесток по отношению к фламандцам, оскорбил Папу Римского, своим стяжательством доводил парижан до восстаний, завел несправедливейший процесс над тамплиерами и вообще был расточителен, кровожаден, непостоянен, лжив и лицемерен. Он нарушал все законы рыцарства и христианства, причем делал это с явным удовольствием. Семь смертных грехов во время его правления процветали, а семь добродетелей находились в состоянии униженном и оскорбленном.

Франции это отнюдь не пошло на пользу. Со времени империи Карла Великого эта страна стала претендовать на роль главной силы Западной Европы, все время пытаясь заменить ей навек утерянную Римскую империю. Развал державы Карла Великого привел к тому, что наследницей его имперских амбиций номинально стала Германия, а не французское королевство. Во Франции идея о том, что именно она по праву является наследницей миссии Карла Великого, была жива всегда и жива до сих пор: борьба с другой наследницей той же миссии - Германией - до недавних пор определяла европейскую политику.

Французское королевство, отдавшее Германии после смерти Карла почетный титул империи, тем не менее с 1000 года оставалось наиболее мощной силой Западной Европы. Италия лежала в развалинах, Германия пребывала в дикости, Испания разбиралась с арабами, а Англия приходила в себя после Нормандского завоевания.