Кольцо из склепа

Глава седьмая

Ирина, уподобясь васнецовской Аленушке, сидела на камне, опустив ноги в воду и подперев голову руками. Она была задумчива, поглощена собственными мыслями и ничего не замечала. Лицо ее казалось отрешенным, отстраненным от окружающего мира.

Заметив жену, Влад успокоился, остановил машину, заглушил двигатель. Но выходить не спешил. Некоторое время мы, молча, наблюдали сквозь стекло за чудесной картиной, достойной кисти великого художника, словно боясь нарушить подсмотренную идиллию.

И не только этого.

Думаю, Влад, как и я, опасался, что своим вторжением мы можем вспугнуть женщину, и она испарится, как это уже не единожды случалось раньше.

Вдруг, перед нами не настоящая Ирина, а всего лишь бестелесный призрак?

Об этом не хотелось думать, только мыслям ведь не прикажешь...

Особенно - неприятным. Они лишены чувства такта, никогда не стучатся и не спрашивают разрешения, прежде, чем войти. Им неведомо чувство сострадания. Они налетают без спроса, словно рой взбесившихся пчел, и без жалости жалят в самые уязвимые места.

- Да пропади оно все пропадом! - набрался, наконец, решимости Влад и отворил дверцу.

При этом, выпрыгивая из машины, он, как бы случайно, нажал локтем на клаксон. Мелодичный сигнал, нарушил царившую тишину, ворвался в нее агрессивно, резко, внося с собой нечто чужое, лишнее и никому здесь ненужное. Сразу же возмущенно зашелестели листья, встрепенулась трава, зароптал камыш. Вспорхнули в воздух пернатые, зорким глазом высматривая чужаков, посмевших потревожить их взлелеянный веками покой. Подали голос молчавшие до сих пор лягушки. Нестройно завели крикливую песню, но сфальшивили и, словно устыдившись, тотчас умолкли.

Ира очнулась, пробудилась от дум, обернулась, увидела нас, и лицо ее засияло счастливой улыбкой. Она не собиралась никуда исчезать. Она была живая и настоящая.

Мы с Владом тоже улыбнулись и пошли ей навстречу.

- Глупышка, что же ты не дождалась нас? - ласково укорял Влад жену, нежно прижимая к себе и перебирая грубой ладонью ее мягкие волосы.

- Мне так хотелось быстрее здесь оказаться. Я не могла выдержать. Не обижайся на меня, пожалуйста.

Влад не обижался. Он не мог обижаться. Он был доволен, как слон и не скрывал этого.

А мне было неловко. Я ощущал себя чужим на этом празднике жизни. Смотрел на семейную идиллию, и кошки скребли на душе. Я почему-то был уверен, что имею не меньше прав на любовь Ирины, чем ее законный супруг, а, может даже, и больше. И мне безумно хотелось получить хоть частицу той ласки, которой она столь щедро одаривала мужа.

Тяжелые мысли, плохие, ненужные, подловатые.

Я гнал их прочь, а они, зацепились за что-то в мозгу, подзуживали и тиранили меня.

Я тихонько отошел, примостился на камешке, где минуту назад сидела Ирина, тупо смотрел на скользящих по глади водомерок и тщетно пытался разобраться в том, что со мной происходит.

- Мне так нравится здесь. Тут так хорошо и уютно. Я бы хотела здесь жить всегда и никуда отсюда не уезжать... - долетал до меня голос Ирины.

Что отвечал ей Влад, я не слышал. Не думаю, что он мог чем-то обнадежить жену. Разве что, перевестись в участковые, вместо погибшего Василия. Только вряд ли. Влад любил свою работу и не бросит ее ради женской прихоти.

Хотя, чего не сделает мужчина, ради счастья любимой.

А Влад и Ирина сейчас были похожи на молодоженов, переживающих свой первый медовый месяц.

- Знаешь, мне сегодня приснился странный сон. Я здесь - совершенно одна, ночью. Но мне не было страшно. Я ходила по развалинам, как будто меня кто-то водил за руку и хотел показать что-то очень важно... Я не помню, что, но знаю, что очень важное...

- Ну и ладненько, дорогая, - теперь Влад говорил громко, и я хорошо его слышал. - Если оно настолько важное, ты обязательно вспомнишь. А сейчас, давай отдохнем и не будем ни о чем думать.

- Да, конечно, - согласилась Ирина. - А потом мы пойдем туда... - она замялась, - Ну, к могиле той девушки? Я хочу посидеть возле нее. Ей одной там так грустно и одиноко.

- Конечно, пойдем, дорогая... - успокоил жену Влад и окликнул меня:

- Димка, где ты пропал? Давай, что-нибудь на завтрак сварганим!

Мы выпили кофе из термоса, закусили бутербродами. В чашки Влад щедро плеснул коньяка. Только нам двоим.

- Тебе, Ирочка, придется воздержаться, - словно маленького ребенка, уговаривал жену. - Нам нужно здоровое потомство...

Ира не возражала. Она снова была задумчива и где, в каких облаках, витали ее мысли, нам было неведомо. Отпивала кофе маленькими глоточками, но вряд ли ощущала его вкус, механически откусывала хлеб с ветчиной и так же, механически, жевала его. Мы с Владом тоже проявляли деликатность, и ели молча, дабы напрасно не тревожить ее.

Не скажу, чтобы молчание угнетало или тяготило. Мы, по-прежнему, ожидали чего-то, что должно было вот-вот произойти. Только тревоги наши улеглись, на душе стало спокойнее. Или выработался иммунитет, или, возможно, и в самом деле ощущали, что ничего неприятного в ближайшее время произойти не должно.

Влад снова нацедил в чашечки янтарной жидкости, уже не разбавляя и не портя продукт кофе. Мы, не сговариваясь, посмотрели на Ирину, и молча выпили, уверен, за одно, и то же: чтобы у нашей прекрасной женщины все было хорошо, чтобы она обрела душевный покой и чтобы всегда была счастлива.

Глава восьмая

Ира шла впереди, очень медленно, часто останавливалась, подолгу рассматривала все вокруг, как будто видела впервые, или вспоминала нечто давно забытое. Мы с Владом ей не мешали, молча плелись сзади, гадая, чем все закончится.

Так миновали дамбу и приблизились к развалинам. Здесь Ира задержалась дольше. Обошла, груды слежавшегося кирпича, в одном месте остановилась и долго смотрела на разросшиеся до неимоверных размеров лопухи.

- Здесь была столовая, - сказала тихо, чужим, не своим, голосом. - По вечерам, когда на улице уже было темно, в ней собирались папины друзья и подолгу играли в карты. Они много курили, и дым стоял словно туман. Ничего нельзя было разглядеть, а в носу так смешно щекотало, что я сразу начинала чихать... Папа говорил...

"Папа" - на французский манер, с ударением на втором слоге.

Смутно знакомое, родное до боли, до слез. А они снова, без всякой на то причины, выступили из глаз, затуманили взгляд. Нечто млосное шевельнулось внутри, поднялось выше, опрокинуло разум, закружило голову.

Я смотрел на заросли лопухов, на строительный мусор и различал смутные расплывчатые очертания уютной комнаты. Видел девчушку в легком пышном платьице. Она едва перешагнула подростковый возраст, в ней еще много было детского. Движения - излишне резкие, мимика искренняя и непосредственная. Милое и прелестное дитя природы. Она действительно очень смешно морщила маленький носик, прежде, чем громко чихнуть.