У рыбацкого костра

Вечером мы ловим окуней, но ждем крупную рыбу. Юра скрыт от меня ольшаником. Он сидит тихо, осторожно машет удилищем. Слышно, как он таскает окуней: они гулко бьются о берег и прыгают в траве.

Затем я слышу тяжелую борьбу за кустами. Выползаю на холмик и наблюдаю: паренек схватывается за удилище, сбрасывает кепку и поднимает леща из глубины на поверхность. Лещ вычерчивает широкие круги на спокойной воде и понемногу подходит к берегу.

«Бери», - хочу я сказать пареньку.

Но он не берет леща, бросает удочку, прыгает по грудь в воду и шарит руками в осоке.

Я вздыхаю и возвращаюсь на свое место. Проходит несколько томительных минут.

- Дядя Володя, крючок дадите?

- Иди, возьми!

Юра подходит ко мне в мокрых трусах и говорит со слезами в голосе:

- Леща упустил, крючок оторвался…

Поздно вечером мы идем домой. Нас встречает шумная ватага мальчишек. И все они с уважением смотрят на Юру, у которого в руках первый, действительно им пойманный лещ, широкий, как поднос, и такой дорогой, что ему и цены нет…

‹№ 1, 1950)

Слишком томительно ожидание перволедка: оно затягивается иной раз на несколько недель. А ведь первый лед - праздник для любителей зимней ловли, вот и ждешь его с нетерпением.

Дышит студеный ветер с севера, мягкий снежок ложится на широкие московские улицы, а ледостава нет.

Ранним утром, до начала работы, слышу по телефону тяжелые вздохи Александра Александровича - моего друга:

- Ну, как - не прихватывает?

- Куда там, всего два градуса!

- И вроде - отпускает?

- Похоже, что так.

- Никакого терпения нет!

- Еще бы!

На таком странном языке ведутся разговоры до той поры, пока не стукнет крепкий мороз и под коньками не зазвенит хрустящий лед.

- Как там, на Чистых прудак? - спрашиваю я, потому что знаю о ежедневных прогулках моего друга в том районе.

- Схватило! - радостно басит он.

- И хорошо держит?

- Сегодня дворник с метлой проходил.

- Вот и отлично. Дождемся воскресенья - ив добрый час!

Мы обычно выезжаем за Клин и ловим рыбу в том месте, где

Лама впадает в Шошу, образующую неподалеку западный залив Московского моря.

Нипочем нам морозная ночь даже в открытой машине, тряска по бездорожью от поселка Козлово до рыболовной базы или прогулка в шесть километров, если автомобиль не может пробраться через ручьи и канавы на заливных лугах Завидовского охотничьего хозяйства.

Когда проехать нельзя, мы тихо плетемся по заснеженной равнине: в теплой одежде да с тяжелой поклажей не разбежишься. А хочется цоскорее выбраться на водоем, поразмяться пешней на свежем воздухе и опустить блесну в посветлевшую зимнюю воду.

Стоянка судака пока не найдена. Щука нас интересует мало. Решаем ловить окуня. По первому льду он берет жадно, и вытаскивать его из лунки - живая, веселая работа.

Начинаем у Белого бакена, в большой заводи; там частенько попадаются очень крупные окуни. Затем перебираемся к кустам у левого берега Шоши. В конце зимы тут самое окуневое место, но весьма неплохо ловится рыба и по перволедью. Потом перемещаемся к правому берегу реки и ловим напротив будки бакенщика.

Можно пройти еще дальше, миновать узкий пролив и пробить лунки возле Пузыревского омута, у левого берега, на повороте.

Здесь я и усаживаюсь.

Глубина - около трех метров. Дно чистое, но немного правее - коряжник. В нем всегда держится окунь, иногда стоит судак.

Сматываю леску с мотовил на можжевеловом удилище и отмеряюсь. Леска перестает натягиваться, как струна, когда блесна касается дна. Подматываю леску на одно мотовильце, ритмично поднимаю, вздергиваю и снова опускаю блесну. Где-то недалеко ото дна она «играет» в окуневом царстве.

Удобно сидеть на ведре, хорошо отдыхать после работы пешней, приятно ждать поклевки.

Окунь редко хватает блесну порывисто и грубо. Это больше в манере щуки - дернуть и заметаться во все стороны после подсечки. Щуку мы узнаем сразу. Она трясет головой,, вырывает удилище из рук, а заметив рыболова сквозь нетолстый прозрачный лед, чаще всего перевертывается и, показав желтое пузо, стремглав бросается в глубину. Окунь, да еще крупный, обычно не дергает, а надавливает на блесну и повисает, как груз, заставляя звенеть и пружинить тонкую леску.

Все это хорошо известно, но поклевок нет. Я сижу спиной к свежему ветру и в ожидании рыбы любуюсь зимним утром.

Тихо как в степи. Всюду лежит ровной пеленой чистый, нетронутый снег. Только редкие следы рыболовов да елочка следов жировавшего зайца кое-где отпечатаны на заснеженном льду, как на большом листе книги. Нет ни троп, ни дорог.

Далеко передо мной опушенная снегом синяя кромка леса, над которой еле заметно проплывают хмурые облака. Над лесом, будто упираясь в серое небо, карандашом торчит высокая труба козлов- ской фабрики, в полдень оттуда послышится протяжный гудок, призывающий и нас заняться завтраком.

Позади, как избушка на курьих ножках, - будка бакенщика на высоком берегу Шоши. А над будкой, склонясь побелевшими ветвями, стоят две разлапистые ветлы.

Слева - луга бывшей деревни Жохово, снесенной в то время, когда создавалось Московское море. Справа - несколько мощных вязов. Это все, что осталось от колхоза Пузырево, тоже переместившегося на другие угодья с извилистых берегов маленькой речушки, ставшей полноводной, судоходной рекой.

За кудрявыми вязами - Белый бакен: там Шоша принимает Ламу. А за бакеном - рыболовная база на Ламе с развевающимся голубым флагом. Из трубы валит густой дым, это старый Петрович готовит нам уху.

Чего только не передумаешь, сидя над лункой в ожидании клева?

Взмах удилищем, интервал, досылка блесны почти до дна, маленькая пауза. Снова взмах, легкое дрожание лески, и вдруг волнующее ощущение повисшей на крючке тяжести. Сколько ждешь этого мига, а наступает он так неожиданно!

Нет больше созерцательного спокойствия. События начинают разворачиваться стремительно, как кадры в кино.

В какую-то долю секунды от резкого движения рук разлетаются в разные стороны варежки. Не до них теперь.

Скорее перехватить леску раз, другой, третий! Как пробка из бутылки вылетает на снег лоснящийся взъерошенный окунь. Быстрее вынуть крючок из его рта и дрожащими руками пихнуть блесну в круглую, темную ямку, в которой громоздятся друг на друга перламутровые льдинки.

Легкий толчок, ощущение тяжести, трепещущий окунь в пушистом снегу. До чего же веселая работа! Торопись, рыболов! Под тобой кишит окуневая стая. Она может неожиданно перейти на другое место. Пошевеливайся, снимая рыбу с крючка, пришла твоя минута!

Прыгают возле меня припудренные снегом окуни. Я подаю знак приятелям, они стремительно снимаются со своих мест и бегут в мою сторону, сбрасывают полушубки, бушлаты, спешно рубят лед. У нас неписаное соглашение - бить лунки без спроса в пяти шагах от рыболова, нашедшего окуней.