Константин Романенко

Комментируя притянутое за уши сравнение, Генеральный секретарь говорил: «Что это за мусор? Это, оказывается, большинство партии, большинство ЦК, большинство правительства». И не без сарказма подчеркнул: «Клемансо – это Троцкий с его группой ». Эти слова вызвали оживление и смех в зале.

Но Генсек не намеревался ограничиться поверхностными замечаниями. Он прослеживает всю логическую цепь умозаключений, вытекавшую из рассуждений лидера оппозиции. «И как это сделать, – спрашивал он, – чтобы маленькая фракционная группа могла «вымести» миллионную партию? Не думают ли товарищи из оппозиции, что нынешнее большинство партии, большинство ЦК случайно, что у него нет корней в партии, что у него нет корней в рабочем классе, что оно добровольно даст себя «вымести» опереточным Клемансо?

Нет, это большинство не случайно. Оно подбиралось из года в год, ходом развития нашей партии... Чтобы «вымести» такое большинство, надо начать гражданскую войну в партии. И вот Троцкий думает открыть в партии гражданскую войну в момент, когда враг будет стоять в 80 километрах от Кремля». Конечно, Троцкий проявил полемическую заносчивость и очевидную недальновидность, делая безответственное, если не сказать, глупое заявление. И Сталин не преминул указать на эту особенность. Из рассуждений лидера оппозиции он сделал обобщающее, логически вытекавшее заключение:

«...если враг подойдет к стенам Кремля километров на восемьдесят, то этот новоявленный Клемансо, этот опереточный Клемансо постарается, оказывается, сначала свергнуть нынешнее большинство именно потому, что враг стоит в восьмидесяти километрах от Кремля, а потом взяться за оборону...».

Сталин был вправе указывать на очевидную слабость позиции его противников. Он подчеркнул и ее абсурдность: «Смешно, когда маленькая группа, где лидеров больше, чем армии (смех), ...если эта группка угрожает миллионной партии: «Я тебя вымету». Эти слова вызвали очередной взрыв смеха у присутствующих. Они не могли не вызвать его. Все понимали, что высокомерное заявление Троцкого, хотя и приправленное оскорбительной угрозой, не было подкреплено никакой реальной силой.

Досконально разобрав существо мыслей главного оппозиционера, указав на логические несообразности его рассуждений, доходившие до комизма, Сталин заключил: «Нет, любезнейший Троцкий, уж лучше бы вам не говорить о «выметании мусора». Лучше бы не говорить, так как слова эти заразительны. Если большинство заразится от вас методом выметания мусора, то я не знаю, хорошо ли это будет для оппозиции. «...» Не всегда желательны и безопасны речи о выметании, могущие «заразить» большинство ЦК и заставить его «вымести» кой-кого».

То был даже не намек. Под угрозой исключения Троцкого и Зиновьева из состава ЦК он потребовал: отказаться решительно и бесповоротно от «термидорианской » болтовни и несуразного лозунга насчет клемансистского эксперимента». Осудить своих сторонников в партиях Коминтерна и порвать с ними; «отказаться от всякой фракционности и от всех тех путей, которые ведут к созданию новой партии ВКП(б)».

Это звучало как ультиматум. И за день до завершения пленума, 8 августа, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Пятаков, Смилга, Раковский, Муралов и другие направили в ЦК очередное покаянное письмо, признав свое отступление.

Широко распространенный в литературе тезис, будто бы в эти годы Сталин боролся за власть, выглядит неубедительно. О какой борьбе вообще можно говорить, если он уже давно обладал реальной властью. Не Сталин, а оппозиция, хоронясь и прячась по углам, совершая вылазки, неистово, с нескрываемым вожделением пыталась вырвать власть из его рук. В ход шло все, сговоры и групповые нападки, заявления в отступлении от революционных принципов, надуманные обвинения и лицемерие раскаяния. Амбициозные, но не способные на полезную работу люди, охотники до славы и дешевой популярности, стремились захватить все и сразу.

Теперь, зализывая раны и говоря о мире, они снова отступали. Однако Сталин не проявил легковерности. Выступая на следующий день, он так прокомментировал ситуацию: «То, что предлагает нам оппозиция, нельзя считать миром в партии. Не надо предаваться иллюзии... Это есть временное перемирие, которое может при известных условиях явиться некоторым шагом вперед, но может и не явиться».

Он признал, что по всем трем поставленным вопросам оппозиция «в известной мере отступила. В известной мере. Но отступила с такими оговорками, которые могут создать почву для будущей еще более острой борьбы».

Как правильно определил Сталин, перемирие действительно оказалось временным. «Веревочка» оппозиции все более запутывалась в клубок вокруг Сталина, и активизации деятельности его противников способствовало очередное обострение международной напряженности.

Осенью 1927 года кампания за разрыв отношений с СССР вспыхнула уже во Франции; ее финансировал и направлял приехавший в Париж бывший владелец больших нефтепромыслов в Баку Генри Детердинг. Он и потерявший с революцией предприятия на Урале и в Сибири Лесли Уркварт организовали широкую кампанию против СССР. Они финансировали заговоры и провокации, с имперской алчностью разбирали «План Гофмана», предусматривающий военную интервенцию государств Европы против Советской страны.

Казалось, что антисоветская истерия за рубежом создавала благодатную почву для реализации планов непримиримой оппозиции. Уже вскоре она забыла свои покаяния и обещания. Не успев стереть с лица выражение смирения и подогреваемый кипевшим в нем бешенством, Троцкий начал новую атаку на Сталина. Ему не терпелось сбросить маску миролюбия, раздиравшая его злоба искала выхода.

Не прошло и полного месяца после покаянного письма, как в обострившейся обстановке 3 сентября 13 членов ЦК и ЦКК во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым представили в ЦК «Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиции)», подготовленный к XV съезду партии. Это было третье и самое длинное воззвание оппозиции.

Когда Политбюро отказалось его публиковать, троцкисты стали печатать это заявление в своей подпольной типографии. А через три дня Троцкий, Зиновьев, Муралов и Петерсон, сославшись на сокращение сроков предсъездовской дискуссии, потребовали созыва 15-20 сентября пленума.

Поспешность нового демарша объяснялась достаточно просто. Оппозицию подстегнула опасность разоблачения. Дело в том, что 3-12 августа в Ленинграде состоялся показательный судебный процесс по делу 20 участников английской шпионской организации, а 20-23 сентября прошел судебный процесс по делу об антисоветских террористах-белогвардейцах.

Еще в ходе расследования действий белогвардейцев неожиданно вскрылись новые обстоятельства, имевшие прямое отношение к оппозиционерам. Ключевым в них стало то, что при проведении обыска на квартире сына бывшего фабриканта Щербакова была обнаружена нелегальная типография. Об этой находке ОГПУ сообщило правительству 13 сентября.