Константин Романенко

Вопрос : Еще кто?

Ягода: Больше не знаю. Может, были и другие, но о них мне ничего не известно.

... Вопрос : Но откуда вы знаете, что Лурье связался по разведке с Воловичем?

Ягода : Дело было так. В 1932 или в 1933 году Лурье попал в разработку Особого отдела как подозрительный по своим шпионским связям. Мне об этом докладывал, кажется, Прокофьев (а может быть, Гай).

Я вызвал к себе Лурье и прямо поставил ему вопрос, в чем дело... Лурье рассказал мне, что во время его ареста в Берлине он был завербован германской разведкой и сейчас работает на них. Я его выругал за то, что до сих пор он мне об этом не говорил. Лурье был уверен в моей осведомленности по материалам ИНО или Особого отдела. Примерно в 1934 году или в 1935 году Лурье сообщил мне, что он, по указаниям германской разведки, связался с Воловичем и работает по его указаниям».

Ягода пояснил следователю, что инженер Винецкий работал в Оперативном отделе «по совместительству, основным же местом его местом работы был Наркомсвязь, где он занимал должность инспектора связи при наркоме, т. е. при Рыкове.

... Вопрос : А откуда вы знаете, что Винецкий являлся немецким разведчиком?

Ягода : Об этом мне докладывали Паукер и, кажется, Волович.

Вопрос : Когда это было и где было?

Ягода: Это было в 1932 году, я обратился к Воловичу с предложением подыскать мне человека, который мог бы сопроводить мою жену в Германию, куда она ехала лечиться. Волович мне порекомендовал Винецкого, и на мой вопрос, почему именно Винецкого, он ответил, что Винецкий может гарантировать благополучный проезд и пребывание там моей жены не только потому, что он имеет широкие связи в Германии, но и потому, что он связан с германской разведкой, которая ему многим обязана, и поэтому это наиболее подходящая кандидатура».

Таким образом, существовали серьезные предпосылки для того, чтобы информация о Тухачевском «затерялась» в архивах ягодинского ведомства. Выше уже говорилось о показаниях Какурина в 1930 году и реакции на них Сталина. Видимо, вождь посчитал эти факты не заслуживающими серьезного внимания и усмотрел в действиях Тухачевского лишь проявление неудовлетворенных амбиций.

Есть также основания предполагать, что Сталин испытывал к Тухачевскому определенные симпатии. По-видимому, он считал, что его фрондерские «вывихи» и фантастические прожекты являются болезнью роста. Поэтому он дал бывшему подпоручику возможность проявить себя, назначив его летом 1931 года на должность начальника вооружения.

Однако корм оказался не в коня. И дело даже не в том, что «построить» стране 100 000 танков доморощенный «гений», конечно, не мог, хотя бы потому, что он не имел элементарного технического образования. Но после признаний Тухачевского в 1937 году его деятельность в должности начальника вооружения РККА, а затем заместителя наркома обороны предстает совсем в ином свете.

Она уже не может рассматриваться лишь как просчеты дилетанта. Из логики его показаний вытекает, что этот неуемный демагог, не знающий азов математики, «склонный все просчеты взваливать на других», военный недоучка без талантов все совершал умышленно.

Историки давно иронизируют в отношении дорогостоящих экспериментов Тухачевского с тяжелыми пятибашенными танками, выпуском 15 тысяч танков с противопульной «картонной» броней, принятием на вооружение тяжелых дивизионных пушек «со стволами длиной 50 калибров».

Но мало кто знает, что именно он затормозил «постановку на вооружение ручного пистолета-пулемета В.А. Дегтярева, признанного на полигонных испытаниях своего времени самым лучшим!». Образцов этого современного скорострельного вида оружия, обычно называемого автоматом, выпустили всего 300 единиц.

Правда, внешне все выглядело так, будто Тухачевский действительно был озабочен проблемами будущего армии. Совместно с заместителем наркома тяжелой промышленности И.П. Павлуновским он «развернул кампанию по созданию универсальных полевых орудий – гибрида 76-мм дивизионной пушки и зенитки». Универсальная пушка не получилась. Их вообще не было ни в одной стране мира. Не дали результатов и эксперименты с орудиями, стреляющими «полигональными», или нарезными, снарядами. Они закончились тем же результатом, как и «при испытаниях таких же орудий в 1860-1871 гг. в царской России».

Еще одной авантюрой Тухачевского стали дорогие эксперименты с динамореактивными пушками Курчевского. Этими так называемыми безоткатными орудиями «гигант мысли» обещал заменить корабельные, танковые и авиационные системы. Пушки Курчевского оказались неработоспособными, и все выпущенные 5000 орудий пошли в металлолом. В результате вредительской деятельности «полководца» к началу Второй мировой войны Красная Армия «осталась без зенитных автоматов, без тяжелых зенитных пушек, без артиллерии особой мощности и т.д.»

Позже Сталину самому пришлось исправлять положение. Так, в частности, это он наладил выпуск знаменитых 50-, 82-, 107-, 120-мм минометов, которые «гений-подпоручик» назвал «суррогатом» артиллерийского орудия и не допустил их разработки в рамках государственного пятилетнего плана. Но не все успели решить, и не потому, что не хватало средств. Так, в результате деятельности Тухачевского «до конца 1940 г. единственным средством ПВО сухопутных войск были 7,62-мм пулеметы «максим».

Конечно, замаскированную вредительскую деятельность было трудно разоблачить. Она осуществлялась по определенным правилам. Тухачевский в показаниях поясняет: «Центр антисоветского военно-троцкистского заговора проводил диверсионную работу исключительно по линии существующих органов правления РККА, не допуская никакого образования комиссий, групп и т. д.

Вся работа должна была проводиться исключительно в системе текущей утвержденной работы, вкладываться в ее сметы, средства и сроки. Там, где вредительство велось удачно, там к концу года обычно оставались крупные неиспользованные кредиты».

Иными словами, вредительские и подрывные акции заговорщиков осуществлялись в рамках служебной деятельности. Кредиты возможно и оставались, но не приносили результата и израсходованные средства. Они тратились на бессмысленную экзотику, похожую на идеи фантастических романов.

Так, пригретые Тухачевским, разработчики строили установку, якобы способную с помощью сверхмощных магнитов отклонять вражеские снаряды. Будущий академик Иоффе изобретал «лучи смерти», чтобы ими «косить» пехоту. Бекаури мечтал о мотоброневагоне «Ураган», который, ворвавшись в расположение противника, выпускает облако отравляющих газов. Хотя Первая мировая война показала бесперспективность применения отравляющих газов, к ним у «маршала» оставалась особая слабость, как и к выброске парашютных десантов.