Галина Романова - Миллионерша поневоле

Сейчас Валера распоряжался Ксюшиным имуществом. Он поставил стулья, которые они с подругой, посмеиваясь, называли семейным раритетом, друг против друга. На один уселся сам, во второй ткнул указательным пальцем и не менее категорично потребовал:

– Сядьте, есть серьезный разговор!

Ей многое не нравилось в его манере вести дело о покушении на Лешку.

Во-первых, несанкционированное проникновение в ее квартиру, и это при всем том, что ему предшествовало несанкционированное нападение на нее. Разве так милиция работает? Она бы давно заподозрила его в чем-нибудь страшном, не сиди он тогда в кабинете следователя Федора Ивановича, который казался приличным мужиком. И даже поговорил с ней по-человечески, не то что этот потрясающе красивый Валера. Разве бывают в милиции такие красавцы? Им самое место на театральных подмостках…

Валера не успел задать ей свои вопросы, их задала ему она.

С опаской присела на растрескавшееся скрипучее сиденье, несколько раз качнула стул, пробуя на прочность, а потом грозно потребовала:

– Ваши документы, Валера!

– Что?! – сказать, что он опешил, не сказать ничего. Не было бы изящно изогнутой спинки, кувыркнулся бы назад со стула, точно. – Какие, к черту, документы, Оля?!

– Я хочу взглянуть на ваше удостоверение, Валера, – чеканя каждое слово, повторила она, заметив, как он запаниковал. Мамины уроки не пропали даром, чем-то она все же обладает. Трезвостью ума хотя бы, осторожностью, пусть и с небольшим опозданием… – Удостоверение оперуполномоченного, следователя или дознавателя, какие там еще должности в вашей структуре имеются, не знаю… Я хочу взглянуть на ваше удостоверение, выданное местным управлением внутренних дел. Ну? Чего же вы?

Лапин молчал. Вся стройность намеченных вопросов, которые он хотел ей задать, тут же была нарушена. В голове все смешалось и перестало казаться важным под таким ее наскоком. Нет, глаз у Федора Ивановича – алмаз, не проглядел девочку. Не проглядел…

– Нет у меня такого удостоверения, Оль. – Он коснулся своей умопомрачительной шевелюры, вздохнул виновато и еще раз повторил: – Нет его у меня.

– Тогда кто вы, Валера?! – Ей вдруг сделалось страшно и сразу нечем стало дышать.

На многие километры вокруг – никого. Они одни. Убежать она не успеет. Он сильнее, быстрее и ловчее. Сцена в их подземном гараже еще очень жива в памяти. Что, если он никакой не следователь, а сидел в кабинете Федора Ивановича, дожидаясь своей очереди на допрос?! Что, если он главный подозреваемый в покушении на Лешку, потому и сидел за ее спиной, притаившись?

– Не нужно ничего себе придумывать, – попросил он мягко, заметив, как бледность полезла на ее лицо, сразу заострив его черты до неузнаваемости. – Я не маньяк, заманивший вас сюда. Кстати, это вы меня заманили, а не я вас. Я всего лишь напросился.

– Зачем? И кто вы, наконец??? Какой интерес у вас ко всему этому??? Кого вы ищете, Валера??? – ей еле удалось произнести это, настолько голос оказался трудно управляемым от страха.

– Мой интерес? – Он вдруг улыбнулся ей загадочной шикарной улыбкой, из-за которой ей сразу же захотелось взять у него автограф. – Мой интерес – это вы, Оля! И в этом городе я тоже по той же самой причине – из-за вас.

– Из-за меня?!

– Да, из-за вас. И я так устал топтаться на одном месте, устал от съемного жилья и беспросветности проблем, что решил… решил рассказать вам всю правду. Может быть, мы сообща сумеем что-либо предпринять или придумать. Вы, я вижу, мастер разгадывать загадки.

Валера видел, что она пропустила его лесть мимо ушей. Широко распахнув глаза, Оля смотрела на него и не могла взять в толк, каким таким она боком пришлась этому парню. И она даже не догадывалась, насколько ему сделалось легко оттого, что он решил наконец рассказать ей всю правду.

Важность соблюдения инкогнито вдруг сделалась сразу неважной. Размер гонорара, половину из которого он мог потерять из-за своей болтливости, тоже перестал иметь значение. Сущность сыскаря обострилась настолько, что он забыл: кем и зачем он был послан в этот город.

Значение стала иметь истина! Вот как!

Валера чуть не присвистнул, выведя такую вот формулу своего порыва. Все остальное – мусор. Истина должна была быть восстановлена, а справедливость должна была восторжествовать. Его хозяевам нужно было не то? Черт с ними! Ему нужно другое – это вдруг стало иметь значение. Ему нужна была правда.

«Ты, Валера, мент по сути своей», – ласково сказал сам себе Лапин и развеселился еще больше. Чему, спрашивается, радовался? Да тому радовался, что понял наконец, чего хочет на самом деле! А на самом деле он хотел доказать всем и самому себе, что Ольга в этом деле совсем-совсем ни при чем. Здесь замешаны совсем другие люди, и их, судя по всему, несколько. И он – Валера Лапин, – которому Танюшка советовала идти в кино сниматься, а не разгребать преступное дерьмо, кажется, начал понемногу понимать «ху из ху».

– Чему вы радуетесь? – осторожно поинтересовалась Ольга, все еще не решаясь довериться ему окончательно.

– Я? – Он снова взъерошил волосы и снова улыбнулся: – Я рад тому, что вы ни в чем не виноваты.

– А… а в чем я, по-вашему, должна была оказаться виноватой? – Ее лицо побледнело еще больше, напомнив ему сейчас маску Снежной королевы: такая же красивая и такая же неживая. – Я не трогала Лешку, если вы об этом!

– Я не о нем. Я о другом человеке… Вам о чем-нибудь говорит имя – Попов Владислав Васильевич? – вдруг спросил он, очень внимательно следя за тем, какое впечатление произведет на нее это имя.

– Владислав Васильевич? Попов? – Ольга растерянно заморгала и задумалась ненадолго. Она не занервничала, не принялась сжимать в кулаки пальцы, теребить носовой платок, и даже не вцепилась в сиденье стула. Потом чуть дернула плечами и вполне обыденным тоном произнесла: – Если это тот, о ком я думаю, то это… это должен быть родной дядя моего покойного дважды, непутевого супруга. А почему вы спросили меня о нем?

Лапину очень понравилась ее реакция. Очень! Он был хорошим, даже очень, сыскарем в свое время, чтобы Танюшка ему там ни насоветовала. Он сразу прочувствовал, что если Ольга и озадачена, то только лишь его внезапным интересом. Все остальное ей по барабану.