Галина Романова - Лицензия на happy end

– Вера, кто и когда за ним приехал? – повысил он голос, отобрав таки у нее вино. – Всего два вопроса, и я ухожу!

– Уходишь? Почему? – она попыталась улыбнуться ярко накрашенным ртом, но губы поползли в сторону, и она снова всхлипнула: – Вот и ты тоже… Как Женька мой… Машина была. Людей не видела. Машина ночью подъехала без света, без ничего. Он с кровати вскинулся, будто ждал. К окну подлетел и смотрит. Тут по стеклу камешком тюк. Он и засобирался. Говорит, не ищи, сам позвоню. Так надо. А кому надо?! Когда надо?!

– Номера?! Номера машины не помните?! – Это была последняя надежда на выпрыгивающую прямо из рук нить его поисков.

– Какой номер в темноте, ты чего, парень? – она хихикнула. – Я же не сова! Нет, машину не видно было. Номера тем более.

И тут от входной двери раздался слабый голосок, больше похожий на кошачье мяуканье. Дедков даже не сразу сообразил, что это вернулась с прогулки дочка Веры и что-то говорит им слабым детским голосом.

– Что ты говоришь, малышка? – Метнувшись в заваленную вещами прихожую, Кирилл присел перед ребенком на корточки. – Что ты говоришь?

– Он того дядьку Иванычем назвал, – сильно смущаясь, проговорила девочка, потупив глаза в пол. – Когда уже шел мимо моей кроватки, сказал, что шустрый Иваныч на ногу, вот.

– Больше ничего ты не заметила?

– Нет. Я спала потому что. Мама заплакала, а я уснула. Но дядьку того дядя Женя знал. Он ему и раньше по телефону звонил, я слышала, – опасливо покосившись на дверной проем кухни, шепнула она Кириллу в самое ухо. – И он тоже звал его Иванычем, а больше никак.

– А о чем они говорили, малышка? Когда Иваныч звонил дяде Жене, что дядя Женя говорил?

– М-м-м. – Она сморщила гладкий лоб и принялась накручивать на пальчик кончик белокурой косички. – Я играла… Дядя Женя сказал, что не вернется.

– Куда не вернется?

– Я не знаю. Он просто сказал: «Иваныч, я не вернусь». А потом дядя Женя говорил про деньги.

– К-какие деньги?! – У Дедкова аж голос сел от волнения. – Какие деньги, малышка?!

– Я не знаю. Он просто сказал: «Иваныч, деньги раскидаем потом».

– И все?!

– И все. Больше не звонил. А потом уехал дядя Женя. – Девочка снова покосилась на кухонную дверь и спросила с недетской тоской: – А мама пьяная?

Ох как стало ему нехорошо от этого вопроса. Ох как стыдно. Он ведь Веру напоил. Все надеялся разговорить ту по пьяни. А теперь вот девочка своим невинным вопросом его возьми да укори.

– С ней все в порядке, малышка. Она сейчас отдохнет, а потом…

– А потом станет ругаться, – опечалилась девочка. – Она все время теперь ругается, как дядя Женя уехал. А вы у нас не станете жить?

Боже правый! Сквозь землю бы провалиться, да некогда! Дедков не знал, куда глаза девать.

– Нет, я поеду теперь.

– Дядю Женю искать? – она улыбнулась. – Вы найдите его и скажите, что мы скучаем. Ладно?

– Ладно, – сглотнул он комок, сразу вспомнив о своих пацанах.

Только сейчас вспомнил, как давно не виделись. Вот разберется с этим запутанным делом, отыщет Катьку и заберет их на недельку-другую. Ангелина вряд ли будет против. А если и будет, он найдет нужные слова, чтобы убедить ее. Взрослым всегда объяснить много проще, детям порой невозможно. Как вот, к примеру, объяснить этой милой девчонке, что дядя Женя уже никогда к ним не вернется. А мать так и будет кричать на нее и нервничать, пока не приведет себе еще кого-нибудь, способного скрасить ее одиночество и присмотреть за домом. А дядя Женя…

Один процент из ста, что он еще жив и что успел разбить пополам деньги с тем человеком, отчество у которого Иванович.

Н-да… Все-таки сумка с деньгами была украдена из машины убитого крутого не кем-нибудь, а Алексеем. И им же была припрятана под плетнем Голощихина. Но забирал ее у пьяницы уже не Алексей, а кто-то другой. Тот самый человек, с которым Алексей говорил по телефону и который потом увез его посреди ночи из этого города.

Кто этот человек? Кто носил отчество Иванович и обладал достаточным влиянием, чтобы Иван Голощихин взял да и за здорово живешь отдал ему деньги?!

Тетя Маша вышла из церкви с просветленным лицом и очищенной от скверны душой.

Получила! Получила благословение от батюшки на добрые дела, теперь ей и страшиться нечего. Теперь за ней не только совесть, что изъела похлеще колорадского жука лист картофельный, теперь за ней еще и сам господь! Уж он-то не оставит ее в правом деле. Он направит и поможет. А то видано ли дело мирным днем под чистым небом людей убивать!

Первый раз она стерпела, когда Ваньку Голощихина отравили.

Если уж до конца честной быть перед богом и самой собой, то не верила она, что отравили его. Так и грезилось, что выжрал он чего-нибудь гадкого. Пил ведь, покойник, все, что плескалось.

Девушке она опять же помогла убежать, когда хотели ту заставить отвечать за смерть горького пьяницы. И по доброте своей и по справедливости не могла Катерина отравить его! Так подсказывало тете Маше сердце, так оно теперь и выходило.

Так это что касалось Голощихина Ваньки – пропащего во всех отношениях человека. Здесь тетя Маша если и взяла грех на душу, то совсем крохотный, незначительный. Но вот что началось потом!..

Два дня назад, когда тетя Маша шла с рынка, ее остановил вдруг ни с того ни с сего Митюня. Она и говорить с ним не собиралась. Не очень-то надо лясы точить с кем попало. Не любила она его по многим причинам, тут еще одна добавилась – тащила назад свою тележку с яблоками, не продала ничего. Только время потеряла по жаре да надорвалась с яблоками с этими. Тут еще соседа послал ей окаянный.

– Слышь, теть Маш, чего скажу. – Митюня скалился небритой рожей в ее сторону, чего-то интенсивно пережевывая.

– Чего тебе? – Она строго глянула на него из-под косынки и отвернулась тут же к своей калитке, начав греметь щеколдой.

– Мужики-то у тебя тоже были?

– Какие мужики? – Она сразу насторожилась, вспомнив двоих, что задавали ей много вопросов, ткнув предварительно под самые брови какую-то книжицу.

– Те самые, те самые, че ты прикидываешься? – попытался вдруг обидеться Митюня и непонятно с какой стати тут же полез в ее тележку. – О, яблочки! Чего назад везешь? Не продала? Давай я у тебя все оптом скуплю, тетя Маша. Подешевле будет, зато без хлопот.

– Обойдусь! – зло покосилась она на него. – Тоже мне скупщик нашелся! Говори, чего надо, и ступай себе с богом. Устала я!

Митюня не спешил, звучно похрустывая ее яблоком. Дождался, пока она отопрет калитку, вкатит тележку с яблоками на свое подворье. Дошел следом за ней до крыльца и как брякнет: