Виктор Улин - Хрустальная сосна

Девчонки уже закрыли и поставили в укромное место флягу, убрали кружки, которые каждую ночь высоко подвешивали на вбитых в стену гвоздях, опасаясь крысиной лихорадки. Мне пришлось повозиться, наощупь громыхая в чернильной темноте; но я особо не спешил, желая протянуть время и не видеть эту парочку своих друзей… Наконец я отыскал и то другое, выпил молока и тоже пошел спать. К моему удивлению, костер горел ярко, словно в него только что подбросили новые дрова, а возле огня возился Лавров, разобрав сиденья и укладывая доски ровным рядом.

- Чего это ты делаешь, Саня? - спросил я.

- А? - Лавров резко обернулся, будто его неожиданно уличили в чем- то противозаконном.

- Слушай, я тебя хотел спросить… - сказал я, не желая его смущать. - То есть вчера еще… Что за танец вы с Ольгой под "паромщика" танцевали? Так здорово было смотреть…

- А…- лицо Лаврова одновременно просияло и сделалось грустным. - Это была румба… Латиноамериканский танец любви.

- Отлично танцевали… - повторил я.

- Да какое там… Музыка была приблизительная. И без костюмов…

Знаешь, какие в румбе должны быть костюмы? партнерша практически голая, все тело видно и даже еще больше, чем если без одежды… Ты даже не представляешь, какое это зрелище - настоящая румба… Лавров вздохнул.

- А откуда ты все эти танцы знаешь и умеешь?

- Да… - Лавров опять вздохнул и сделался совсем грустным. - Я же танцором когда-то был.

- В каком смысле? - не понял я.

- В самом прямом. Занимался в студии, когда еще в институте учился. Я ведь не здесь учился, а в Москве. Там настоящая танцевальная культура. Выступал, на конкурсы ездил…

- Неужели так серьезно было? - переспросил я, удивившись, что, работая с Лавровым больше года, оказывается, ничего о нем не знал.

- Очень серьезно, - тихо ответил он. - Объяснять долго, но я имел класс "А" - то есть был мастером спорта по бальным танцам. Мне оставалось еще год потанцевать, заработать международного мастера, и тогда бы я мог уйти в профессионалы.

- Как - "в профессионалы"? - переспросил я.

- Зарабатывать танцами на жизнь. Мог бы остаться, например, в Москве в каком-нибудь эстрадном ансамбле. Танцевать, получать от этого удовольствие и деньги одновременно. Причем немалые, потому что хорошие ансамбли с хорошими танцорами ездят на гастроли за рубеж…

- А ты был хорошим танцором? - прямо спросил я.

- Да, - Лавров скупо кивнул. - Можешь мне не верить, тем более, что проверить нельзя, а то, что ты видишь у костра, это лишь остатки, да к тому же ты и не судья, чтобы оценить… Но поверь, звание мастера спорта заработать непросто, и я был очень хорошим танцором. И мог бы…

- Мог бы? А что для этого было нужно?

- Институт бросить на последнем курсе. И полностью уйти в танцы.

Потом, когда уже получил зондеркласс, можно было вернуться и закончить последний курс заочно, или еще как-нибудь.

- А что получилось? - спросил я, неожиданно втянутый в серьезный разговор с Сашей.

- Да ничего. Родители институт бросить не позволили. Они ведь у меня оба инженеры. И заставили идти по своему пути. Пришлось оставить танцы и кончать институт… И теперь сидеть в этом нашем поганом НИИ… В то время, когда мог бы танцевать. И быть счастливым… Последние слова Лавров произнес с таким страдальческим надрывом, что мне стало не по себе. Я сам никогда не испытывал никаких подобных эмоций и не мог даже представить, что человек моего возраста, спокойно работающий в нашем НИИ, может быть несчастливым…

- А вернуться в танцы теперь нельзя?

- Нет, - твердо ответил он. - Танцы это спорт. Потеря времени уничтожает все.

Я молчал. Внезапное ночное признание Лаврова ошарашило и смяло меня.

- И теперь я в общем конченый человек, - горько усмехнувшись, подытожил он. - И мне остался лишь наш НИИ. Где я и умру.

- Ну… - пробормотал я, уже пожалев, что затронул эту тему. -

Может, жизнь как-то у тебя еще наладится и переменится.

- Нет, - жестко ответил он. - Жизнь моя сломана. И в ней ничего не переменится. И мне, в сущности, уже все равно… Лавров отвернулся и принялся укладывать доски.

Я почему- то не уходил.

- Вот, - он взглянул снизу вверх. - Решил, что сегодня буду на воздухе спать. Тепло, а в палатке духота. Сейчас спальник вытащу и завалюсь…

Я внимательно посмотрел на него. Доски он укладывал широко, и, похоже, собрался тут спать не один. Черт побери, неужели они собрались прямо в лагере, на виду у всех, перед палатками?! Я этого не понимал.

Мне захотелось сказать ему еще пару слов, давно уже вертевшихся у меня на языке. Я понимал, что, возможно, это не мое дело и слова ничего не стоят и вообще нечего лезть в чужую жизнь. Но почему-то сейчас, проникнутый сочувствием к Лаврову, я решился.

- Послушай, Саня, - тихо сказал я, присаживаясь на край его дощатого логова. - Извини, что сую нос в не свое дело, но хочется дать тебе один совет…

- Какой? - так же тихо спросил Лавров.

- Простой. Брось ты к чертовой матери этот роман с Ольгой. Он не доведет тебя ни до чего хорошего. Неужели ты из-за танцев так серьезно к ней привязался?

Я ожидал чего угодно. Что он меня выматерит или даже бросится с кулаками. Или просто скажет, что это не мои проблемы. А он неожиданно просиял, худое и грустное лицо его осветилось изнутри, точно он давно ждал этого разговора и хотел признаться хоть кому-то:

- Не в танцах дело… Вообще-то танцует она неважно. Так, научилась кое-чему в местном доме культуры. Но не это главное. Я люблю ее и она любит меня. Понимаешь?! Когда вернемся в город, мы поженимся!

- Поженитесь?!

Это слово, к которому я привык относиться очень серьезно - я и на Инне своей женился всерьез! - звучало как-то странно и призрачно здесь в колхозе, около костра, среди все позволяющей и ничего не обещающей природы…

- Да. Это уже решено, - твердо ответил Лавров.

- А ты знаешь, что она уже замужем вообще-то?

- Ну и что? Невелика важность. Оля разведется и выйдет замуж за меня.

- Это она так решила или ты?!

В принципе для меня это было без разницы. Но мне вдруг стало жалко грустного Сашку Лаврова. И я решил выяснить все до конца. Так, словно своими дурацкими советами в самом деле мог ему помочь.

- Я решил. То есть мы вместе. Мы теперь всегда будем вместе…

И он довольно внушительно оперся на свои доски. Разведется с мужем, мы поженимся, мы всегда будем вместе… Ну что можно ответить на такую речь? Я вздохнул.

- Слушай, Лавров, - сказал я. - Я не буду строить идеалиста и говорить, что ты разрушаешь чью-то семью. И что в двадцать три года, когда лучшая и основная часть твоей жизни все-таки еще впереди, вряд ли стоит начинать любовь с такой истории. Не буду… Но взгляни на это с такой стороны… Не боишься ли ты, что человек, который способен кого-то однажды бросить, потом так же бросит тебя самого?