Виктор Улин - Хрустальная сосна

- Погодите, успеете…- властным жестом Герман Витальевич заставил меня сесть обратно. - Я вот что хочу у вас спросить… Почему все-таки вы не спите? Рука болит? Или еще что-нибудь еще?

- Почему? Почему…

Я хотел было ответить, что мне мешает шум, но тут же сообразил, что это не так, вспомнив собственные воспоминания о сладком сне под грохочущим приводом АВМ; и вдруг понял, что сам не задумывался ни разу о причине бессонницы.

- И рука в общем не болит, когда ее удачно положишь… И вообще ничего… Так, мысли всякие в голову лезут. Если что и болит, то… - я невесело усмехнулся, не удержавшись от примитивного ответа. - То душа.

- Вот именно, - удовлетворенно кивнул врач. - Этого я от вас и ждал.

Он помолчал, сцепив перед собой свои сильные, тонкие пальцы. Я отвел от них глаза; мне было невыносимо видеть чью бы то ни было невредимую руку.

- У вас нормально идет реабилитационный период с точки зрения физиологии. Ваша проблема и ваша беда - в адаптации.

- В чем? - уточнил я.

- В адаптации к новому физическому состоянию. Мы с вами умные взрослые люди, Евгений Александрович…

Я поразился, что, имея достаточное большое количество больных, он помнит мое имя и отчество.

- Умные и взрослые. И глупо играть страуса. Истина есть истина.

То, что в сами произошло и что получилось, изменит вашу жизнь. Как бы то ни было, вы должны адаптироваться к новым условиям. Поскольку результат той аварии или катастрофы для вас необратим. Я вздохнул.

- Необратим, и вы это понимаете, сколь жестоко бы ни звучало. Но впереди у вас почти вся жизнь, и она не может кончиться с потерей трех пальцев. Причем самая трудная адаптация - не внешняя, а внутренняя.

Я молчал.

- Ваша травма изменила облик внешней физической оболочки. Внешняя оболочка вообще вещь весьма уязвимая. С человеческим телом в любой момент может случиться что угодно. Да если брать шире - вся окружающая жизнь тоже наша оболочка. И хотя она кажется незыблемой внешние условия могут в любой момент в корне измениться. Причем без нашего участия - и все прежние понятия полетят к чертям, оставив нас у груды обломков

- Хрустальная сосна…- невольно вырвалось у меня.

Хирург не расслышал этих слов, и мне не пришлось объяснять. Он был поглощен в свои мысли - вернее, в стремление донести их до меня.

- Уязвимость внешней оболочки может компенсироваться лишь твердостью внутреннего смысла. Понимаете? В вашем самосознании, в вашем "я" должно быть нечто, что осталось бы неизменным и поддерживало бы вас при любых жизненных перипетиях. Понимаю, конечно, что в вашем инженерном труде, особенно если вам приходилось что-то чертить, сейчас произойдут перемены…

- Да уж… - я вздохнул.

- Произойдут перемены. Возможно, что-то придется изменить в самой жизни. Вам будет трудно, особенно на первых порах… Но должно найтись нечто, что бы вас поддерживало, несмотря на все трудности.

- Жена… - тихо подсказал я.

- Нет, не семья, - он покачал головой. - Это тоже внешнее. Вы должны найти что-то в самом себе. Что не дало бы вам впадать в апатию и поддерживало интерес к жизни… Вы ведь наверняка чем-то увлекаетесь, помимо работы…

- Герман Витальевич, - впервые назвав его по имени и отчеству, я прямо посмотрел в его глаза и грустно улыбнулся. - Я вообще-то играл на гитаре…

- Вот старый дурак! - врач резко махнул рукой, недовольный собой. - Хотел за здравие, а вышло за упокой… Извините… Он замолчал и, подперев подбородок, отвернулся к темному окну. И мне вдруг стало жалко его, изо всех сил стремящегося помочь мне выйти из тупика. Хотя врач-хирург вовсе не обязан заботиться о психологическом состоянии своих больных.

- Да я понял вас, - тихо сказал я. - И я пытаюсь черпать силы… в прошлом. Потому что не вижу будущего. Но и прошлое поддается с трудом. Потому что кажется, все то было не со мной…

- Вы что пьете? - вдруг спросил он, резко повернувшись ко мне.

- В каком смысле? - не понял я.

- В самом прямом. Водку, коньяк? Или, может, спирт?

- Да я вообще-то не пью, - признался я, ошарашенный переходом.

Это было практически правдой. В студенческие годы мы с друзьями любили выпить бутылку-другую слабого вина. Не ради пьянства, а просто так - посидеть при свечах, глядя сквозь бокалы на огонь, чокнуться и пригубить, ощутить себя в романтической обстановке. Потом, с началом восьмидесятых годов, вино стало постепенно исчезать, а к крепким напиткам меня не тянуло.

- Ну… Сухое вино разве что, - пояснил я.

- Сухое вино - один из самых вредных напитков, - отрубил Герман Витальевич. - В смысле что пользы от него никакой, одна лишь изжога да и похмелье не из самых приятных… Раз совсем не пьете, то значит - водку.

И, как- то ловко пошарив под столом, он выудил початую, но почти полную бутылку "Столичной".

- Неплохая водка, кстати, - сказал он. - Нездешняя. Один больной - бывший больной - недавно из Москвы привез…

- И что… Вы меня… - пробормотал я, не в силах представить, как оперировавший меня врач будет*поить водкой* прямо в*больнице*.

- Да, именно так. Я вас буду водкой лечить, - улыбнулся врач. - Хотя я не должен делать этого.

- Врачебная этика? - усмехнулся я.

- Да какая к черту этика… Гораздо серьезнее. Вы сейчас проходите курс лечения сильными антибиотиками. Эти препараты несовместимы с алкоголем. Он ослабляет его действие, а они усиливают его отрицательные эффекты… - врач помолчал. - Но ваше душевное здоровье в данный момент представляет гораздо более серьезную проблему, нежели физическое. Поэтому из двух зол приходится выбирать меньшее.

Он достал из шкафа две огромные, как мне показалось, рюмки и налил. Ту, которую поставил мне - до краев, вторую - на самое донышко. Из холодильника достал огурец, потом уже нарезанный и слегка подсохший сыр на блюдечке.

- Вот так становятся алкоголиками, - вздохнул я, глядя на свою порцию.

- Чепуха, - махнул рукой врач. - Начиная в вашем возрасте, спиться уже трудно. Если только в роду у вас не было алкоголиков… При словах об алкоголиках, я живо увидел замордованного мамой отца, который в гостях не решался не только налить вторую рюмку вина - водки он вообще не пил - но и положить себе лишнюю ложку салата.

- Вас нужно лечить душевно, - сказал врач. - И помочь в этом вы должны себе сами. Будущее, как вы сказали, вас не манит. Это и не странно. Потому что у вас оно сейчас, честно говоря, туманно. Значит, действительно силы черпать остается в прошлом…

Я кивнул.

- Погрузиться в прошлое и ненадолго ощутить себя прежним, лишенным проблем… И это поможет выстоять в настоящем… На какой-то момент я даже забыл ставшую привычной, зудящую во мне днем и ночью скорбную мысль об искалеченной руке; разговор вдруг стал меня занимать. Меня поражало, насколько точно хирург выражает мысли, смутно бродившие во мне самом.