Ильясов Явдат - ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

Рейхан уставилась ему в глаза своими яркими, необыкновенными глазами. "Златоглазое чудовище,- подумал Омар, вновь загораясь.- Нет, я тебя не упущу. Золотой? Получишь".

- Я... хочу собрать на выкуп.- Она расплакалась.- Выйти из рабства... вернуться домой, в Ходжент.

Вот оно что! Омар потемнел, сгорбился, устало опустился на тахту. Да. Ведь есть еще и эта сторона жизни. Хорошо, он обменял в бане, чтоб легче было хранить, часть своих дирхемов на динары. Тридцать пять серебряных монет за золотую. Омар подозревал, конечно, что веселый муг его обжулил. Ну, бог с ним. Обойдемся. Не пропадем.

- Я дам тебе пять золотых,- сказал он угрюмо.- А ночью... можешь не приходить.

Но Рейхан явилась.

После долгой мучительной ночи он все же встал бодрый, жизнерадостный, довольный. Рейхан уже нет. На видном месте, на столике с расчетами, Омар нашел свои пять монет, которые вручил ей в темноте.

***

- Приболел?- сказал Абу-Тахир, взглянув на его вспухшие губы.

- Лихорадит,- покраснел Омар.

- Бывает,- усмехнулся судья понимающе.- Надо беречь здоровье. Говорят, от лихорадки помогает пахучий базилик - рейхан. Может, не поедешь?

- Поеду! Непременно поеду.

- Что ж, в добрый час.- Лицо у судьи суровое, строгое, а в глазах - затаенный смех...

***

- Это Мухтар, мой письмоводитель,- познакомил судья Омара с высоким худым бледным юношей.- Он из крестьян. Неплохой математик. Хорошо знает сельскую жизнь,- расскажет тебе о здешних делах.

Осень. В малых оросительных канавах воды уже нет, в крупных она неподвижна, прозрачна, ее стеклянная поверхность осыпана палой листвой. И небо стеклянное. И ветер - стеклянный. В пустых садах - тихий шум. Облетают последние листья. В их легком шорохе, в оголенных ветвях, в стылом воздухе - печаль, задумчивость. В эту пору в садах всегда почему-то грустно.

И, видно, от этой грусти землемер, ехавший на ослике, достал из переметной сумы флейту, взглянул на Омаровы губы и сунул ее Мухтару.

Певучий пронзительный звук далеко разнесся по густому холодному воздуху. Казалось, это вскричала забытая людьми дорога, возопили, страшась близких морозов, тонкие ветви плодовых деревьев, обратился в плач нежный смех детей, бегавших в саду еще недавно, летом. Нет, невмоготу. Флейта захлебнулась низким судорожным стоном. Мухтар, вздохнув, вернул ее землемеру. Омар кивнул ему благодарно.

Слезть бы с лошади, бросить ее и побрести, шурша сухой листвой, в заманчивую, таинственную глубь огромных безлюдных садов. Хорошо бы в самом укромном месте, вдали от дорог, соорудить шалаш и жить в нем. Одному. Нет, с Рейхан. Яблоки есть. Спать. Никого не видеть. Устала голова.

Яблоки? Омар усмехнулся своей наивной мечте. Их нет. Снят урожай. Вывезли его. Он окинул деревья зорким взглядом и заметил высоко на ветке одно забытое крупное бледно-зеленое яблоко. Одно-единственное на весь сад. Вот удача!

Он спрыгнул с лошади, подобрал с земли корявую жердь,- одну из тех, которыми в конце лета подпирают ветви, усеянные тяжелыми плодами,- и попытался достать заветное яблоко. Но жердь оказалась короткой. Бросил ее, взял ком сухой земли, кинул - мимо! Второй - мимо! Мухтар не утерпел, присоединился к нему.

Но зловредное яблоко никак не хотело падать. Шуму было, смеху! Причем Омар смеялся, забавно выпятив больные губы: гю-гю-гю!- и уже одно это вызывало неудержимый смех у других. Страж, сопровождавший вместе с землемерами судью судей, сжалился над молодежью, привстал на стременах и сбил упрямое яблоко острием копья.

Веселые, румяные, вновь взобрались на лошадей.

- Грызи,- не глядя, сунул Омар злополучный плод Мухтару.

- Сам?

- Я мало охоч до яблок.

- Я тоже. Сестренке отдам. Спасибо.- Мухтар спрятал счастливое яблоко за пазуху.

Омар вспомнил о своей сестре. Ему захотелось плакать. Вестей от родных все нету.

"Совсем еще дети,- подумал тронутый Абу-Тахир.- И не поверишь, что эти юнцы - лучшие математики в Самарканде. Велик аллах! Он знает, в чью голову вложить свет высокого разума".

***

Поехали дальше.

- Завидно,- кивнул Омар на крестьянина, сгребавшего под деревьями сучья, сухую листву.-Полезный труд. Всегда на свежем воздухе.

Тот угрюмо взглянул на них, нехотя бросил грабли и туго, как деревянный, согнулся в поклоне. Считалось, что он выражает важным проезжим почтение, но походил-то он скорей на драчуна, который сейчас разбежится и головой разобьет тебе лицо.

- Нечему завидовать,- хмуро сказал Мухтар.- От труда ему никакой пользы. К свежему воздуху нужен еще хлеб. Хоть черствый, если не свежий. Видишь, как он изможден?

- Ну, имея такой сад...

- В том-то и дело, что сад чужой. Он принадлежит ханаке. И сад, и поле вокруг. Знаешь, что такое джуфти-гау?

- Земля, которую пахарь может обработать в сезон парой быков?- сказал Омар неуверенно.

- Да. О аллах! Какими единицами мы пользуемся? Воду мерим, сколько хватит на мельницу, груз - сколько поднимет осел, расстояние - криком, шагами, длину - локтями, пядью. Удивительно, что мы еще что-то создаем! Спасибо простому народу, ремесленному люду, скромным умельцам. Их ясной голове, их зоркости, точному глазомеру, чутким рукам. А то бы мы понастроили... Кто может сказать, чему равен джуфти-гау?

- Тюркскому кошлугу,- припомнил Омар.

- А кошлуг?

- Не знаю.

- Никто не знает. Неразбериха! Будь я ученым, подобным тебе, прежде всего уточнил бы раз навсегда все меры: веса, емкости, поверхности, расстояния. Чтоб не оставалось лазеек для злоупотреблений...

В окрестностях Самарканда, рассказал Мухтар, пятнадцать - двадцать тысяч джуфти-гау земли. Из них крестьянским общинам и городскому торгово-ремесленному люду принадлежит:

по каналу Искандергам - 1486,

по каналу Мазахин - 2750,

по Санграсану - 275 джуфти-гау.

Итого - 4511.

Все остальное - вакуф, собственность мечетей, медресе, монастырей. И шейхов, имамов, ишанов, сеидов (потомков пророка), свободных от всяких повинностей. Налоги за всех вносит в казну бедный мужик.

- Крестьянам не на что жить,- тихо сказал Мухтар.- Им приходится волей-неволей занимать вакуфные земли. И святые отцы не прочь присоединить их участки к своим владениям. Какой-нибудь шейх, располагающий тридцатью джуфти-гау, силой захватывает столько же чужой земли - и потом уверяет, что все вместе и есть тридцать джуфти-гау, на которые он имеет право. Отсюда раздоры. Дело доходит до буйства. Абу-Тахир же человек миролюбивый. Главное для него - спокойствие в округе.

Джуфти-гау, как я уже сказал, мера спорная. Она определяется на глазок. Ведь пахарь пахарю рознь. Как и бык - быку. И земля - земле. Нам надлежит, опросив население, выявить давно и хорошо проверенньв"! участок, который можн"р взять за образец, поговорить с пахарем, посмотреть быков, с которыми он работал,- и уточнить, наконец, чему же равен джуфти-гау. Будем мерить танапами, потому что танап - более или менее точная мера. В одном танапе - сорок кари, в кари - шесть ладоней, ладонь равна четырем пальцам, палец-шести ячменным зернам. Прости, ты без меня хорошо знаешь, что чему равно, однако, может быть, у вас, в Нишапуре, другие меры. В каждой округе свой курух, свой дирхем, свой танап. Говорю, неразбериха. Будь я ученым...