Любовь Воронкова - Рожок зовет Богатыря

С удочками у ребят ничего не вышло. Рыба не брала. Рыболовы нервничали — им некогда было сидеть часами и ждать, когда клюнет. Наконец у Толи клюнуло, но рыба оборвала нитяную леску и ушла.

Ребята было совсем затужили. Но тут посчастливилось им поймать хариуса. Его занесло бурной водой в заводь. Вода схлынула, а хариус, заблудившись, остался в заливчике. Тут ребята и поймали его прямо руками.

После обеда на свете жить стало повеселее. Толя опять шел впереди — ведь это он увидел хариуса в заливчике! Если бы он не увидел хариуса, что бы сейчас делали ребята?

Лес необыкновенной, торжественной красоты стоял, озаренный вечерним солнцем. Раскидистый граб, светлолистый клен красовались будто в саду. А над ними поднимались к облакам могучие амурские липы, березы, строевые дубы, чернокорые пихты... Редкие красноватые солнечные пятна падали то здесь, то там на траву, на папоротники, на цветущие костры белой и розовой таволги.

Вдруг Сережа остановился:

— Тропа!

Волшебное слово для тех, кто заблудился в тайге, — тропа! Все равно откуда она идет, все равно куда приведет, но она приведет к жилью, к людям, к спасению, к жизни!

Все оживились:

— Где тропа? Где?

— Ему приснилось, — сказал Толя.

Но Сереже не приснилось. Это была как раз такая тропа, которая, словно зеленая нитка, прошивала тайгу. Она вся заросла высоким и буйным папоротником, вся зеленая среди зелени — и все-таки она пролегала сквозь опасные чащи, как узкое ущелье, по которому человек может идти, и колючие лапы тайги не схватят его, не заплетут лианами, не окружат шипами аралии — чертова дерева.

— Тропа! Тропа! — повторял Сережа, сворачивая в сторону. — Я вижу — тропа!

— И я вижу! — закричала Катя. — Вон она! Вон!

— Ой... эта... как его... — радостно залепетал Антон, — наконец-то...

Но Толя не видел тропы.

— Вы, наверно, рехнулись! — сказал он. — Опять в чащу полезли! Я не пойду с вами — слышите? Заблудитесь — я не отвечаю. Слышите?

Но Сережа уже вступил в заросли папоротника, в которых таилась тропа, и уходил все дальше, раздвигая их руками. Он утонул в папоротниках, итолько там, где качались сквозные верхушки, угадывалось, что идет человек.

— Он с ума сошел! — закричал Толя. — За мной, ребята! Я говорю — за мной! Не пойдете — Я один уйду!

Но Катя, а с ней и Светлана торопливо шагали вслед за Сережей. Лишь Антон остановился. Привычный возглас вожака: «За мной!» — подействовал на него.

«Ведь говорили же — по реке идти, — подумал он, — а Сергей вон опять в чащобу полез».

Однако отстать от Сергея ему было страшно. Растерянно поглядывая на Толю и на уходящих ребят, он вертелся и не знал, куда ему броситься. Может, все-таки с Толей остаться?

Но вдруг он вспомнил, как тонула сегодня Светлана в потоке. Светлана кричит в ужасе, просит подать руку, помочь, а Толя лезет все дальше, пес выше... и даже не оглядывается на крик... Нет, он не останется с Толей!

Ничего не сказав, Антон круто повернулся и побежал за Сергеем. А ни Сергея, ни девчат уже не видно, только папоротники вздрагивают и качаются на невидимой тропе.

— Ребята! Ребята! Ну куда же вы? — жалобно закричал Толя.

Дикая тоска сжала ему сердце, как только он увидел, что остается один. Один в тайге! Да ни за что, ни за что!

— Ребята! Подождите!.. Подождите! — кричал он, бросившись догонять ребят.

— Остановимся? — спросила Катя.

— Нет, — ответил Сергей. — Сам отстал, сам и догонит.

Толя вскоре догнал их. У него были длинные ноги, и бегал он легко. Но он был глубоко оскорблен и обижен.

— В беде товарища бросать, да? — упрекнул он, задыхаясь от гнева. — Как рыбу есть — так вы! А тут уж и подождать не могут!

— А ты тоже Антоновы ягоды ел! — не оглядываясь, ответила ему Светлана.

Сережа шел молча, сосредоточенно. Один неверный шаг — и потеряешь тропу. И тогда уж совсем неизвестно, что будет. Опять ночь в тайге. А ни хлеба, ни воды. Надо идти, во что бы то ни стало идти, пока хоть искоса, хоть скупо, но все-таки еще светит солнце. А зайдет солнце — исчезнет тропа.

— Что же тогда-то? — невольно спросил он вслух у самого себя.

Катя услышала этот тревожный вопрос:

— А что, Сергей?

— Если солнце сядет?

— А чего же?.. — неожиданно подал голос Антон. — Ляжем на тропу и... эта... будем утра дожидаться...

— Иди сюда! — с необычной глубокой лаской в голосе позвал его Сережа. — Давай меняться будем. Впереди идти трудно. Пусть сзади девчонки идут.

Антон, гордый таким признанием, растолкал девочек и пошел впереди. Вот вам «Телятина»! Ничего, с «Телятиной» не пропадешь!

Бывает, что никуда не спешишь, а солнце стоит и стоит на небе. Иногда ждешь вечера, так солнце особенно упрямо не хочет сползать с неба. А сейчас, когда так нужно, чтобы солнышко еще посветило хоть лишний часик, хоть полчасика, — так нет, оно уходит, уходит и гаснет неудержимо.

— Вроде так и придется, как Антон сказал, — глухо произнес Сережа: — ложиться на тропу, и все...

— Ну и что ж? Ну и ляжем! — мужественно отозвалась Катя.

— Ну и ляжем, — послышался не менее мужественный голос Светланы.

Лишь Толя молчал. Он так устал, что было все равно. Ему уже не верилось, что они когда-нибудь смогут выбраться из тайги. Нет! У нее нет края, из нее нет выхода. На какой-то миг заговорило было самолюбие, когда Сережа позвал Антона вперед. Но Толя тут же мысленно махнул рукой — пускай геройствуют. Сзади идти гораздо легче.

Становилось все темнее и темнее. Зеленые теин, пересекавшие тропу, начали сливаться. Лишь кое-где в вершинах еще тлело солнце. Будто последние угольки в костре. Но вот и они погасли, и сумрак властно вступил в тайгу.

— Все! — безнадежно сказал Толя.

И столько было тоски в его голосе, что всем стало не по себе.

— Не выйдем? — в страхе спросила Светлана. Она жадно ждала ответа, ей нужно было, чтобы Катя приободрила ее, потому что мужество ее было на исходе. Но Катя и сама уже поколебались в своей уверенности.

— Не знаю, — ответила она, — не знаю...

— Как—не знаешь? — сразу заплакала Светлана. — Значит, так и пропадем? Уж я вижу, вижу, что пропадем! Раз вы все молчите...

Антон закряхтел. Он бы и сам заплакал, если бы не боялся потерять свое положение мужественного человека. Наступило тяжелое молчание. Каждый думал о доме, об отце, о маме... Все как-то растерялись. Голод и усталость ослабляли волю. Но Сережа все шел вперед, и ребята машинально двигались за ним, все чаще и чаще спотыкаясь на уже невидимых корнях...

— Хватит! — вдруг сказал Толя. — Я больше никуда не иду. Все. — И он сел прямо на сырую траву.

— Встать сейчас же! — закричал на него Сережа. — Зачем девчонок пугаешь?

— Не встану. Не хочу. Все, — ответил Толя, не поднимая головы.