Степан Злобин - Пропавшие без вести ч. 1

— Молодец, Федотов! — одобрил его Муравьев.

— Не знаю, как вас признавать «де-юре», а «де-факто» с вашей энергией надо считаться, товарищ полковой комиссар, — выходя, усмехнулся Ивакин.

Ивакин чувствовал, что мысль Муравьева в чем-то правильна. Ведь эти дезорганизованные прорывом бойцы разных армий прошли Минск и Борисов, Оршу и Витебск, а самое главное — школу Ярцева и Ельни. Они умеют бить немца и даже видали, как немец умеет драпать. Если их всех бросить в бой, это будет большая сила! Но это может делать только штаб армии и подчиненный ему аппарат. А то назавтра какой-нибудь полковник или майор выдумает еще подобную организацию, и каждый будет считать, что именно он должен «всех подчинить»!..

Балашов, который за время поездки Ивакина отдохнул, проявил живой интерес к его рассказу.

— Цель ставят серьезную, а развели партизанщину, — сказал Балашов. — Я думаю, все-таки надо этот «штаб» разогнать, а людей передать просто в наш же отдел комплектования.

— Действительно, Петр Николаевич, в Уставе «штабы прорыва» не существуют, и нам «разогнать» его очень просто, — возразил Ивакин. — А вот надо ли? Ведь бойцы же не могут так вот, сами, в роты построиться... Как пчелы, без матки — вразброд. А полковой комиссар хочет каждому сборищу дать эту матку. Приедет — поговорим. Вы как смотрите на это, Сергей Сергеич? — спросил Ивакин начальника штаба.

— «Штаб прорыва», сами изволите видеть, не по Уставу, — ответил Чалый. — Никакой автономии и партизанщины допускать невозможно! Гм... «штаб прорыва»! — повторил Чалый и с сомнением качнул головой.

— Название-то, я думаю, очень хорошее в наших условиях,— размышляя вслух, произнес Балашов. — Уверенность в этом названии и прямая цель для народа. Название — как лозунг!

— Ужин давать сюда разрешите, товарищ командующий? — спросил адъютант Балашова.

— Прикажите сюда давать, Леня.

— Я уже поел, товарищ командующий, — поднялся Чалый. — Разрешите, пойду к себе.

Чалый вышел.

Только Ивакин и Балашов успели начать еду, как приехал и учредитель легендарного штаба.

— Товарищ командующий, полковой комиссар Муравьев по вашему приказанию явился! — доложил он и посмотрел смущенно на котелки, считая, что прибыл не вовремя.

— Добро, товарищ Муравьев, садитесь, беритесь за ложку,— пригласил его Балашов. — Леня! Прикажите еще одну порцию! — крикнул он.

— Спасибо, товарищ командующий. Действительно не было минуты с утра,— признался полковой комиссар.

— Ну-с, так что же нам с вами делать, полковой комиссар? Говорят, вы не по Уставу живете, непредусмотренный «штаб» сочинили...

— Так точно, Уставом не предусмотрен, товарищ командующий. Но Уставом не предусмотрена и цыганщина по оврагам, — возразил Муравьев. — Я полагаю, что таборы — худшее нарушение Устава.

— Согласен, — сказал Балашов. — Вы не стесняйтесь, пейте, на меня не смотрите! — подбодрил он, видя, что Муравьев не касается водки, косясь на невыпитый стакан генерала.

— Благодарю. Не время сейчас, товарищ командующий, — отклонил Муравьев. — С утра голодный, куда тут спиртное! Ведь работы гора!

Да, работы была гора. Это понимали они все трое, и потому сейчас главным стоял не вопрос о букве Устава, а существо их общего дела: ввести как можно скорее в действие всю наличную массу людей и техники, которая оставалась вне дела. Пусть будет это название — «штаб прорыва», если оно привлекает сердца и умы людей. Лишь бы делалось дело.

— Как считать все же, товарищ командующий, — спросил Муравьев, когда вопрос о «штабе прорыва» уже можно было считать решенным, — пробьемся мы все же к своим?

— Важнее всего сейчас, полковой комиссар, чтобы все считали, что непременно пробьемся. Не стоять в обороне, а непрерывно активно драться, — сказал Балашов. — Если даже в конце концов не пробьемся, то мы должны сковывать по возможности больше фашистских дивизий. Ведь мы даже не знаем, готова Москва к обороне или еще не готова. Сковываем мы тут фашистов или они нас обошли основными силами и текут мимо нас на Москву? Значит, надо все время доказывать им, что мы тут — активная сила, все время пробиваться и улучшать позиции с учетом готовности к общему выходу на восток.

— Вот потому-то нам эта ваша идея «штаба прорыва» в общем и по сердцу, — сказал Ивакин. — Пробьемся или погибнем, а прорыв — это главный лозунг!

Они расстались после того, как решили, что штаб Муравьева будет служить центром, организующим и приводящим в порядок массы людей и техники, но строго подчиненным во всем штабу армии.

Глава одиннадцатая

Иван Балашов долго лежал рядом с товарищами. Сквозь ровный храп Дмитрия слышались отдельные голоса из кучки бойцов, которым не спалось...

Спускалась ночь. Со стороны Вязьмы доносились редкие артиллерийские выстрелы. Над самой Вязьмой вставало ровное зарево, — должно быть, горела окраина города...

Несмотря на усталость, Иван не спал. Как заснуть, когда с дороги, почти рядом, слышалось напряженное движение! Что там за машины? Куда? Откуда? Иван оставил спавших товарищей, поднялся, вышел к шоссе и зашагал вдоль медленно движущегося, рокочущего моторами скопления техники.

Небо очистилось от облаков, и холодная большая луна освещала шоссе, отбрасывая на асфальт четкие, резкие тени машин и людей. Подул ледяной ветер, прохватывая все тело Ивана. Он плотнее запахнул плащ-палатку.

— Что за базар?! Что тут за безобразие?! Водители, почему сошли с мест? По машинам! — скомандовал повелительный голос в кучке споривших о чем-то шоферов.

Шумная группа людей мигом рассыпалась. Захлопали дверцы шоферских кабин.

— Товарищ водитель, машину правее! Становись позади пятитонки! — командовал тот же голос. — Равняй ряды! В три ряда автотранспорт! Очистить слева проезд!

Застрекотали стартеры. Какая-то машина рыкнула мотором и подалась к стороне.

— Конный обоз! На обочину! Ездовой! Заснул?! — слышался бодрый командный возглас.

Нет, это не то, что творилось тогда, у моста через Днепр! Здесь воля, организация, дисциплина. Значит, именно вот сюда и тянулись те вереницы бойцов, которых Иван расспрашивал у Днепра. Должно быть, сюда и указывал им собираться тот генерал... Какой генерал? Может быть, это и был угрюмый знакомец Логин, которого так донимал Иван за якобы брошенную винтовку?

«Ну и вли-ип!»— опять усмехнулся Иван, припоминая свои разговоры с Логином.

— Штабом приказано — располагать на шоссе машины, чтобы слева всегда оставался проезд для движения к востоку,— объяснял командир. — Колонны могут пойти в любую минуту. За нарушение приказа — расстрел, как за диверсию.

«Приказано»! «Штаб»!» — радостно повторял про себя Иван. От этих слов на душе у него стало легче. Он бодро шагал по шоссе, где был уже установлен порядок. Сонная зябкость, которая с ветром вначале забралась под шинель, теперь совершенно исчезла.