Энтон Майрер - Однажды орел…

Томми опустила глаза и прикусила губу. Кажется, ей предстояли значительно большие трудности, чем она полагала.

– Извините, миссис Бауэре, я, разумеется, не хотела сказать что-нибудь такое, из ряда вон выходящее, - заметила она и сама удивилась своим словам; этак она, глядишь, и выпалит еще что-нибудь некстати. Ей надо приучить себя быть сдержанной: это будет нелегко и, может быть, неприятно, но что поделаешь; если так могут другие, значит, и она сможет, надо только взять себя в руки…

Чтобы переменить тему разговора, она встала и предложила:

– Не хотите ли посмотреть наши апартаменты? Они, конечно, не роскошны, но Сэм и я очень гордимся тем, что мы сумели сделать здесь. Домик был в ужасном состоянии, когда мы приехали. Предыдущие жители, видно, были… - она подавила готовую слететь с языка колкость, ибо уже успела узнать, что семья Джэков, превратившая этот домик в свинарник, - закадычные друзья Бауэрсов -…несколько неряшливы, - закончила она. Томми провела миссис Бауэре по убогим комнатам, с гордостью показывая ей занавески, подушечки, коврики, различные поделки и отремонтированные места, новый рабочий столик и, чем она особенно гордилась, сделанный Сэмом кухонный шкафчик.

– Гм! Он что, был столяром до армии?

– Что? О нет, нет, мэм, просто он мастер на все руки.

Миссис Бауэре повернулась лицом к Томми; она имела характерную для старых дев привычку пользоваться больше своим телом, чем руками, когда она куда-нибудь двигалась, как-будто ей хотелось растолкать людей своей плоской жесткой грудью.

– Гм, - пробормотала она, надавив языком на левую щеку, - не могу понять, зачем все это нужно было делать здесь, если в конце недели вам придется уступить этот домик старшему по званию.

Томми ухватилась за спинку стула; каково было в этот момент выражение ее лица, она и не подумала.

– О нет! - отчаянно крикнула она. - Нет, они не посмеют! Жена майора засмеялась сухим каркающим смехом:

– Не посмеют! Подождите, моя девочка, и вы увидите!

– Но здесь же были развалины, настоящие развалины! Это мы сами привели все в порядок…

Эдна Бауэре уже шла своей неуклюжей походкой через гостиную к двери на крыльцо.

– Не забывайте, что это армия, дорогая. Я же сказала, вам еще многое предстоит узнать.

Томми хотела что-то ответить ей, но вовремя опомнилась и прикусила губу. У нее возникло огромное желание пнуть ногой эту костлявую мстительную женщину, изрыгающую угрозы и проклятия, - импульс, который, очевидно, отразился на ее лице, ибо в глазах миссис Бауэре появились злобные торжествующие огоньки; она снова засмеялась, круто повернулась и пошла прочь.

«Старая ведьма», - пробормотала Томми. Она вытерла выступившие на верхней губе капельки пота. В открытые окна дунул слабый ветерок, принесший с собой запах высохшего навоза и выгоревшей травы.

К тому времени когда пришел Сэм, Томми была полна дурных предчувствий и горела желанием отомстить миссис Бауэре.

– Это правда, Сэм? - спросила она. - Правда, что нас хотят выселить отсюда?

Сэм глубоко вздохнул и сел на патронный ящик, который служил и стулом, и частью стола, и скамеечкой для ног, в зависимости от того, в чем в данный момент была нужда. От длительного пребывания на солнце и ветре его лицо покраснело, глаза сузились от усталости. Он утвердительно кивнул:

– Да, она права. В пятницу приезжает капитан, он старше меня, и этот домик отдадут ему.

– О нет, не может быть…

– Я не хотел говорить тебе об этом еще пару дней… Нам придется освободить эту квартиру.

– После всего, что мы здесь сделали? Выходит, что мы старались для кого-то другого? - Внезапно ее сознание пронзила мысль: домик, в который их переведут, будет еще хуже, потому что этот предназначается для капитана, а Сэм всего лишь первый лейтенант… - О боже! - простонала она. Мысль об этом показалась ей невыносимой. - Боже мой, как это несправедливо! - Она крепко стиснула руки и часто заморгала глазами, чтобы сдержать подступившие слезы.

Сэм печально пожал плечами:

– Такова система, ничего не сделаешь.

– Отличная система, что и говорить! Ну и как же нам быть?

– Схожу к адъютанту, узнаю, что могут предложить нам. Надеюсь, у них еще что-нибудь найдется.

– Да, я хорошо представляю, что это будет. Пещера у подножия горы с большим камнем вместо стола и двумя камнями поменьше вместо стульев… - Она вскинула голову. - Послушай, Сэм, ты старше всех лейтенантов здесь, так ведь?

– Да, старше всех, кроме одного, кажется.

– Вот и хорошо, давай выселим одного из них. Сэм отрицательно покачал головой.

– Почему? - удивилась она. - Этот несчастный капитан выселяет тебя, почему же ты не можешь?

– Это его привилегия.

– Хорошо, но ведь ты можешь воспользоваться своей привилегией точно так же, как и он.

Сэм снял тропическую шляпу и натянул ее на колено. На лбу, там, где начинались волосы, от шляпы осталась незагоревшая белая полоса, придававшая его лицу смешное и даже нелепое выражение.

– Что же, по-твоему, я должен выпихнуть на улицу семью Макдоно с тремя детьми?

– А почему же можно выпихивать нас?

– Потому что мы на военной службе, и должны подчиняться приказу, вот почему.

– Ради бога, Сэм! - Его упрямство иногда доводило ее до белого каления. - Это не ответ. Назови мне пять основательных причин, которые препятствовали бы нам поступить таким образом.

– Такой путь просто не соответствует моим взглядам.

– Я помню, как однажды в Тарлетон, когда я была еще ребенком, прибыл полковник, и всем, кто был ниже его по званию, пришлось переселяться. Всем до одного…

– Да? Он, наверное, был на седьмом небе от этого.

– Какая разница, на каком небе он был; он воспользовался своей привилегией, вот и все. Ты же сам сказал, что такова система.

Сэм поднялся и встал перед ней, опустив руки вниз. От высохшего пота на его рубашке осталось несколько волнообразных полос; штанина на колене была разорвана.

– Я согласен далеко не со всеми положениями этой системы, - сказал он.

– Я была уверена в этом.

– В ней очень много неправильного. Очень. Мне приказано твердо придерживаться известных уставных положений, и я буду придерживаться их; но если мне предоставят хоть малейшую свободу действий, я буду действовать по-своему, так, как я считаю правильным. - Он посмотрел на нее, и выражение его лица сразу смягчилось. - Извини меня, дорогая. Поверь, я хорошо понимаю тебя. После всего, что ты сделала здесь… после стольких хлопот и забот… Но я не вижу никакого смысла следовать этой глупейшей системе чинопочитания, не хочу быть таким же заносчивым, как другие…

– Заносчивым… Да это не заносчивость, а самый настоящий садизм…

– Я понимаю. Многое из того, что возмущает тебя, не нравится и мне. Может быть, настанет такое время, когда эту систему изменят и она станет более справедливой, но сейчас… сейчас лам придется примириться с ней. Это единственный выход.