Энтон Майрер - Однажды орел…

– И ты извини меня, - ответил он. - Мне тоже следовало бы быть более благоразумным.

– Нет, это я виновата, я уверена в этом. Я просто слишком раздражительна и никак не могу догнать сама себя.

– То есть как это?

– Я не знаю. - Она потерла рукой шею. - У меня такое ощущение, что, если бы в ближайшие две недели наверняка ничего не произошло бы, я отдохнула бы, опередила время и снова стала бы веселой и бодрой. Но все происходит наоборот: время опережает меня, и очень скоро я отстану от него на целый месяц, потом на другой… Глупо, правда? - закончила она, улыбаясь.

– Мой бедненький ягненочек. - Он провел своей натруженной рукой по ее лбу и волосам. - Хорошего в твоем положении пожалуй, ничего нет…

– Да, конечно, нет… А я почему-то думала, что будет что-то хорошее. Ты же знаешь, что всегда внушают впечатлительным и романтичным девушкам… Им говорят: «Пройдут волшебные месяцы, твоя походка потяжелеет, в глазах появится нежность и ласка, трепетный призыв…» Чепуха какая-то. Тебе просто весь день хочется рвать и метать, ужасно болят ноги, и вообще чувствуешь себя, как несчастный пингвин.

– Я понимаю… Тебе надо было бы сейчас поехать куда-нибудь.

– О, это было бы чудесно! Вайкики, или Комо, или поплавать где-то у Полярного круга, как та сексуальная дама Элси. Боже, я с удовольствием подрожала бы от мороза десять минут подряд. Ты знаешь, что я сделала сегодня утром?

– Что?

– Я надела на себя этот твой хлопчатобумажный халат, встала под холодный душ и прямо в халате легла вот сюда, на койку.

Дэмон посмотрел на нее встревоженным взглядом и, сжав ее руку в своих, сказал:

– Тебе не следовало, дорогая, делать этого, это опасно…

– Глупости. Через двадцать минут халат на мне совершенно высох. Я следила по часам. По крайней мере, меня это хоть немного развеселило… - Она глубоко вздохнула и неожиданно спросила: - Ну а как прошел этот день у тебя?

– Так себе. - Он сложил руки и начал теребить кончик большого пальца - еще одна его привычка, которую она считала пролетарской, хотя и не говорила ему об этом. - Собственно имеются кое-какие неприятные новости, - добавил он.

– Да? Что же еще произошло? - спросила она встревоженно, но спокойно, хотя внутренне была готова застонать: «Какое еще унижение, мошенничество или обман, на какую новую жертву нас заставят пойти?» - подумала она про себя, но сдержалась и вслух этого не сказала.

– Происходит новое сокращение.

– Какое сокращение?

– Конгресс. Конгресс снова решил сократить армию. - Он сунул в рот сигарету и, не прикурив ее, продолжал: - Сто двадцать тысяч солдат и пятьсот офицеров. Все продвижения по службе приостановлены.

Томми подняла на него изумленный взгляд. На какой-то момент она даже не знала, радоваться ей, гневаться или отчаиваться. Она попыталась найти ответ по выражению его лица, но оно было спокойным и безразличным.

– Ну, и как же ты намерен поступить? - спросила она после короткой паузы.

– А что, собственно, я могу сделать, дорогая? Это, по-моему, желание народа нашей страны: не впутываться в дела других государств, не увеличивать, а сокращать армию, не увеличивать налоги - ничего не делать и не увеличивать, довольствоваться откидными сиденьями, тайно гнать джин и заниматься бизнесом.

– Но неужели ты останешься в армии? - возмущенно спросила она.

Он посмотрел на нее вопросительным, немного удивленным взглядом.

– А почему нет?

– Но какой же в этом смысл, если в ней нет для тебя никакого будущего? - она поднялась с койки (ясно мыслить и рассуждать лежа она не могла) и, сложив руки на животе, начала энергично ходить по маленькой комнатке. - Тебя понизят, так ведь?

– Нет, если я не уйду в отставку, не понизят. А вот Пита Лоувелла наверняка понизят. Он так огорчен, что не может говорить об этом.

– Я думаю. А как же закон о предельном возрасте для звания?

– Не знаю. Командир части говорит, что этот закон ни за что не пройдет.

– Значит, тебя снова понизят в звании.

– Нет, не понизят.

– Ну тогда переведут в списки на тысячу имен ниже, этого-то они как раз и…

– Нет, послушай, дорогая…

– Послушай ты, а не я!

Ее неожиданно охватил безудержный гнев. Она обещала себе не срываться, особенно после вчерашней ссоры, она дала слово держать себя в руках. Но эта жара, этот ветер и вечная пыль, эта жалкая деревянная лачуга с низкими потолками и неисправным водопроводом, эта уродливая разваливающаяся мебель, идиотски раскачивающиеся позади дома семифутовые подсолнухи - все это словно зажало ее в тиски. Она была одинока, беременна и беспомощна. А теперь еще это решение избранников народа, оно нанесло ей окончательный удар, смертельную обиду. Все это просто невыносимо. Невыносимо!

– Что же с тобой будет, Сэм?! - воскликнула она громко. - До каких же пор ты будешь терпеть? Неужели ты дожидаешься, когда тебя разжалуют до рядового первого класса и пошлют на всю жизнь на необитаемый Истер-Айленд? - Она уперлась руками в бедра. - Мы им нисколько не нужны, они совсем не заботятся о нас, мы для них просто не существуем. Зачем ты продолжаешь биться головой о стену? Стена ведь намного крепче, уверяю тебя… Чего ты добиваешься?

Дэмон смотрел на нее беспокойным неодобрительным взглядом. Господи, да что же с ним происходит? Как же этот безумец может сидеть и смотреть на все вот так, даже не шевельнув пальцем? Неужели он не видит, что делается, и не понимает, чем все это кончится?

– Томми, - тихо проговорил он, - твой отец не позволил бы…

– Какое отношение имеет к этому папа, перестань то и дело ссылаться на него! Ты думаешь, что у него больше ума, чем у тебя? Согласиться с таким понижением и с тем, что его послали служить в Китай?!

– Пятнадцатый полк…

– Я знаю все о пятнадцатом полке, об их боевом духе, дисциплине, об их красивых женах и обо всем другом. Какое отношение имеет это к цене чая? Горького к тому же. Ты думаешь, что если я все время ругаю систему, то уж совсем и не разбираюсь в делах армии? Это политика кнута и пряника. Папа должен был бы сейчас быть заместителем начальника штаба сухопутных сил или начальником планово-оперативного управления, в крайнем случае - он должен был бы преподавать на высших военно-академических курсах. Но не тут-то было, эти подхалимы в поенном министерстве ненавидят его, потому что он смелее и умнее их, потому что он способнее их всех, вместе взятых…

Пока она говорила, Дэмон несколько раз решительно качнул головой в знак согласия.

– Да, да, я под всем этим поставлю свою подпись, - тихо сказал он.

– Конечно! Но ведь то же самое происходит и с тобой! Возьми хотя бы этого Мардена или этого подлизу и лгуна Таунсенда. Они ненавидят тебя, потому что ты слишком хорош для них, потому что ты во сто раз лучше любого из них, и они не могут смириться с этим и никогда не смирятся! они будут делать все для того, чтобы напакостить тебе, Сэм…