Энтон Майрер - Однажды орел…

– Подумай хорошенько, Сэм. Я ведь не пошутила, когда сказала, что не буду ждать тебя. Если тебя отправят на какой-нибудь остров с пальмами…

– Ну конечно же, ты не шутишь, - перебил ее Сэм, улыбаясь.

– Перестань смеяться.

– Я не смеюсь.

– Нет, смеешься. Честное слово, ты неисправим.

– Ну я же говорю тебе, Силия, что не смеюсь…

Но она все-таки улавливала в его топе ироническую нотку. Стараясь придать своему голосу серьезность, она строго сказала:

– Ничего смешного в этом я не вижу… Ты что, не хочешь… не хочешь стать настоящим человеком?

– Еще бы! Конечно, хочу, - ответил он теперь уже совершенно серьезно. - Вот увидишь.

Он пристально смотрел ей в глаза. Большой, сильный, способный горы свернуть… В полутьме он выглядел очень романтичным, страстным. «Такой милый и умный, - думала она с отчаянием, - но не хочет поступить по моему. Такой упрямый».

– О, Силия, - неожиданно начал Сэм тихим голосом, - жизнь очень сложна и многообразна, она может пойти совсем не по тому пути, который ты намечаешь, и получится совсем не то, на что ты рассчитываешь… - Он широко взмахнул свободной рукой - жест довольно редкий для него. - Боже мой, где-то там вся жизнь… - И неожиданно замолчал, а через несколько секунд добавил: - Впрочем, нет, я хотел сказать другое…

– Судьба, - лукаво перебила его Силия, подчеркнуто растягивая слово. Но на этот раз он не засмеялся и не потянулся к ней, чтобы обнять и прижать ее к себе.

На сортировочной станции тронулся поезд - отрывистое пыхтение буксующего паровоза внезапно смолкло. Какой-то мальчишка пронзительно закричал, что он в прятки больше не играет.

«Он будет великим, - решила Силия, погруженная в раздумье. - Он обязательно сделает что-то прекрасное и благородное, что потрясет весь мир, и, когда ему будут рукоплескать, я буду стоять рядом с ним».

– Мистер Судьба, - сказала она нежно, почти умоляюще, и подставила ему свою щеку.

Его поцелуй был почти официальным, как будто он боялся коснуться ее. Затем, к большому своему удивлению - она никогда раньше не делала ничего подобного, - Силия приподнялась на носки, обхватила шею Сэма руками и горячо поцеловала его. Она намеревалась увлечь этим его, но неожиданно для себя почувствовала, что сладкое, обжигающее очарование поцелуя волнами захватывает ее. Ей показалось, что она падает вниз, через сотни миль мерцающих звезд, падает и тает как воск в пламени…

Резко сняв руки с плеч Сэма, Силия сильно оттолкнула его от себя, отчего и сама больно ударилась спиной о чугунные украшения забора. Ее дыхание было тяжелым и прерывистым, она почти ничего не видела. Сэм что-то тихо сказал, но она не слышала…

– Вот тебе! - вызывающе бросила она, с трудом переводя дыхание.

«Это должно удержать его, - думала она, когда уже была за воротами и почти бессознательно шла по тропинке к дому. - Да, это удержит его», - повторила она себе вслух. Но когда Силия оглянулась назад и увидела под вязами быстро удалявшуюся высокую фигуру Сэма, ее уверенность в этом пошатнулась.

Когда Сэм поднялся на веранду, лампа, стоявшая на большом круглом дубовом столе, уже горела. Его мать, занятая шитьем, сидела около лампы. Дядя Билл наливал старику Джорджу Верни пиво из большого синего керамического кувшина, привезенного когда-то из Верратала еще дедушкой Сэма. Маленький Ти, прислушиваясь к разговору старших, играл на полу. Все сразу повернулись к Сэму, как будто его освещенное золотым ореолом лампы лицо было магнитным. Широко улыбаясь, Сэм медленно перевел взгляд с одного на другого: морщинистое, резко очерченное лицо матери, распущенные, упавшие на лоб каштановые волосы, яркая, заполнившая все глаза голубизна зрачков; лицо Джорджа Верни казалось каким-то древним, как у столетней статуи; у дяди Билла - круглое, красное, веселое лицо.

– Привет, мам, - сказал Сэм и, подойдя к ней, импульсивно, видимо, потому, что все еще ощущал поцелуй Силии, поцеловал ее в лоб.

– Что с тобой, Сэм, чему это я обязана? - удивленно спросила она, улыбаясь.

– Тому, что он целуется с девочками, - ответил за него Билл Хэнлон. - Это наследственная черта нашей семьи. Выпей с нами кружечку пива, паренек, - предложил он.

– Мне скоро идти на работу, - ответил Сэм, отрицательно покачав головой, и сел на скамейку в дальнем углу веранды.

– Он хочет, чтобы на службе голова у него была ясная, - заметил Билл Хэнлон, подвигая кружку с пивом к Джорджу Верни, который столовался в семье Дэмонов. - Ты когда-нибудь встречал таких? А ведь ему только восемнадцать. Весь в Карла, царство ему небесное, - добавил он, обращаясь к сестре. - Это немецкая дисциплина. В нашем роду таких не было.

– Должно быть, уже около девяти, Сэм, - сказала его мать.

– Правильно, без четверти девять, - согласился Сэм, взглянув на доставшиеся ему от отца золотые часы.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, Сэм встретил спускавшуюся вниз Пег. Он положил руку на перила и преградил ей путь.

– Почему это вы, девчонки, не можете держать язык за зубами?

На некрасивом мальчишеском лице Пег появились сначала испуг и удивление, а затем заиграла шаловливая улыбка.

– О, у нее не удержится ни одного слова! Глупо, что я сказала ей это.

– Придется дать тебе за это хороший подзатыльник. - Он замахнулся, чтобы шлепнуть ее, но она моментально подскочила по ступенькам на верхнюю площадку.

– А она что, пыталась отговорить тебя?

– Да.

– Ну и хорошо. Это еще больше закалит твою волю.

– Пег, но об этом теперь узнает весь город.

– Конечно, узнает. Если ты хочешь как-то отличаться от других, то за это надо платить… - Смеясь, она нырнула в свою комнату и захлопнула дверь.

Сэм постоял несколько секунд в нерешительности, затем повернулся и пошел вниз.

В девять тридцать вечера прибыл коммивояжер скобяных изделий из Чикаго, и Сэм Дэмон поселил его в четырнадцатый помер. Десятью минутами позднее, тоже с омахского поезда, прибыла пара по фамилии Ормсби, следовавшая к родственникам в Шеридан-Форкс. Сэм проводил их в большой двухместный двадцать седьмой номер. Потом он вернулся к конторскому столику Торшона на лестничной площадке второго этажа и записал время, в которое постояльцы просили разбудить их, и на отдельной бумажке - то, что они заказали на завтрак, чтобы оставить ее повару Мэлверну Личу, который приходил на работу в пять тридцать утра.

Затем снова наступила тишина. Лишь изредка с улицы доносилось цоканье копыт и низкий неравномерный гул голосов из бара, что слева от входной двери на первом этаже. Сэм просидел несколько секунд, прислушиваясь к ночным звукам, затем открыл большую потрепанную книгу в кожаном переплете, нашел отмеченное место и углубился в чтение.