Тиамат - ЭКЛИПСИС

Учтиво поцеловав ручки дамам, Бахрияр заметил:

- Как жаль, что раньше кавалер Ахайре никогда не упоминал, что у него есть сестра. Мы могли бы свести с вами дружбу гораздо раньше, сударыня!

Леди Аланис весело ответила, ничуть не смутившись:

- Наше солнце криданской поэзии крайне не любит вспоминать о моем существовании. Он не может перенести, что людская молва, уж не знаю почему, считает меня гораздо красивее его и удачливей в любви. - Она очаровательно улыбнулась, и сердце Бахрияра начало плавиться, как воск на огне. Кажется, именно в этот момент он впервые подумал, что будет рад, если леди Аланис не просто посетит его поместье, а останется там надолго. Может быть, навсегда.

Путешествие было коротким и приятным, поместье - обширным и уютным. Итильдин впервые увидел такую особенность архитектуры, как внутренний дворик с фонтаном, и был весьма впечатлен. Большой дом из белого мрамора окружали фруктовые сады, виноградники, кукурузные поля, покрытые сложной сетью оросительных каналов. Густые заросли на берегах протекающей поблизости реки обещали отличную охоту. В доме было все, что только могло понадобиться для работы и отдыха, включая огромную библиотеку, винный погреб, арисланскую баню и обычную северную купальню, прекрасных поваров, расторопных слуг, домашний театр и небольшую обсерваторию. Хозяин считал своим долгом всячески забавлять гостей, приятно разнообразя развлечения. В один день они брали породистых коней из конюшни Бахрияра и скакали на охоту, в другой день проводили время за ученой беседой и бокалом вина, в третий осматривали хозяйство и поместье - в общем, наслаждались жизнью.

Итильдин, до того с успехом исполнявший роль безутешной вдовы, в обществе Бахрияра слегка расслабился и перешел к роли вдовы умеренно скорбящей. Господин Тамани очень располагал к себе. Он был человек с добрым сердцем и широкой душой, милый, воспитанный и разносторонне эрудированный. Как-то эльф провел часа три наедине с этим достойным ученым мужем, увлеченно обсуждая трактаты двух мудрецов, арисланского и криданского, об искусстве войны, пока леди Аланис с телохранителем гуляли в саду (на самом деле, наверняка валялись в ближайших кустах, натурально). Столь нехарактерные для мирной женщины интересы Итильдин, не моргнув глазом, объяснил тем, что происходит с отрогов Хаэлгиры, из старинного горского рода, испокон веков почитающего воинскую доблесть превыше всего. Бахрияр был в восторге.

Возраст его Итильдин затруднился бы определить, но Альва сказал, что Бахрияру уже ближе к сорока. Он обладал характерной для арисланцев внешностью: сухощавое телосложение, тонкие черты лица, кожа цвета кофе с молоком, нос с легкой горбинкой, густые брови, сходящиеся на переносице, живые черные глаза, волнистые черные волосы. И еще у него была короткая, тщательно подстриженная бородка. Эту деталь волосяного покрова, никогда прежде не виденную, Итильдин находил довольно забавной. Как пояснил Альва, у кридан и кочевников почти не было волос на теле, за исключением паха. Конечно, у тех северян, чьи предки происходили с Юга, вполне могла пробиваться борода или, скажем, волосы подмышками, но их безжалостно сбривали. В Арислане же усы и бороды у мужчин старше тридцати - традиция. Чем старше арисланец, тем длиннее борода. И на груди у них волосы росли, как убедился Итильдин на примере Бахрияра. Конечно, голым тот при дамах не появлялся, но из-за жары иногда расстегивал пуговку-другую на рубашке.

В первую неделю пребывания в поместье Тамани Итильдин никак не мог отделаться от беспокойства. Ему казалось, что их здесь слишком легко выследить. Он поделился своими сомнениями с Альвой:

- Что, если шпионы энкинов дознаются, что ты изучал фарис и коротко знаком с Бахрияром Тамани? Тогда они сразу догадаются, кто гостит в его поместье!

- Да брось, - улыбнулся Лиэлле. - Бахрияр любого путешественника с Севера затаскивает к себе в гости, он же известный здесь, как бы это выразиться, любитель и пропагандист криданской культуры. И кому придет в голову, что мы отправились в Арислан, где официально запрещена мужская любовь?

Шло время, и ленивая нега, в которой они проводили дни, стала действовать даже на Итильдина. Грозные видения ему не являлись, а значит, они пока были в безопасности. После нескольких месяцев лишений и тревог так приятно было расслабиться в умиротворяющей обстановке поместья Тамани, посидеть с книгой у фонтана под пение птиц, побеседовать о прекрасном и вечном. Единственное, что не слишком ему нравилось - отношения Альвы и Бахрияра.

Как и следовало ожидать, с каждым днем хозяин поместья все больше подпадал под обаяние леди Аланис. За всю жизнь он не встречал в женщинах подобной раскованности, остроумия, свободы суждений и поступков. В Арислане женщины в маленьких городках и селеньях до сих пор закрывали лицо покрывалом и не появлялись на улице без сопровождения мужчин. Даже в столице все еще жив был обычай носить вуаль разной степени прозрачности, причем не только для девушек и молодых женщин, но и для юношей - чтобы защитить красоту от злого глаза. До сих пор частенько о браке сговаривались с родителями девушки, и она видела своего будущего мужа только на свадьбе. Неудивительно, что столь независимая и смелая женщина, как леди Аланис, совершенно околдовала арисланца.

Итильдин не мог осуждать ни самого Бахрияра, ни своего возлюбленного. Нельзя было сказать, что Альва безбожно флиртует или строит глазки Бахрияру. Напротив, он вел себя куда скромнее, чем на балах в Трианессе, где его видел Итильдин. И вряд ли постель арисланца уж слишком его привлекала. Но, увы, манера Альвы говорить и держаться была насквозь пронизана соблазном, и он совершенно не умел удерживать в узде свою сексуальность. Впрочем, для пуритански воспитанного арисланца многие криданские обычаи могли показаться верхом распутства. Бахрияр был куда более свободомыслящим человеком, чем его сограждане, но и он невольно принимал за заигрывания самые невинные жесты Альвы.

Сложность заключалась в том, что Лиэлле совершенно не привык не спать с тем, кто ему нравится. А Бахрияр ему очень нравился - это понимал даже Кинтаро. Они так долго общались в письмах, и теперь у них было много что сказать друг другу. И с кем еще Альва мог побеседовать о поэзии, не с Кинтаро же и не с Итильдином! Казалось, Альва с легкостью влез в шкуру леди Альдис Аланис и не испытывает ни малейшей неловкости по поводу того, что слишком много скрывает от своего друга: и собственное имя, и пол, и наличие двух любовников.

С легкой печалью в сердце эльф следил за тем, как много времени эти двое проводят вместе, и как Бахрияр все глубже увязает в своей безнадежной влюбленности. Ему было жаль Бахрияра и очень не хватало Лиэлле. Оставались наедине они только ночью, но и тогда приходилось остерегаться откровенных наслаждений и разговоров. Вечная необходимость сдерживать стоны, запирать двери, пробираться в комнату возлюбленного украдкой, говорить шепотом, перепихиваться по-быстрому, стараясь, чтобы кровать не скрипела…