Зеев Бар-селла - Тихий Дон против Шолохова

К июлю 1914 года две части первой книги романа были в основном написаны. Не позднее 1916 года Автор приступил к переработке романа.

Русский дух

В ноябре 1916 года на побывку с фронта прибыл в хутор Татарский Митька Коршунов - «друзьяк» и шурин Григория Мелехова:

«Митька пробыл дома пять дней. (…) Как-то перед вечером заглянул и к Мелеховым. Принес с собой в жарко натопленную кухню запах мороза и незабываемый едкий дух солдатчины» (ч. 4, гл. 6).

Какой странный эпитет - «незабываемый»… Кто не мог забыть этот запах? Митька? Но он-то уж точно к своему запаху привык. В курене Мелеховых Митьку встретили Дарья, Ильинична и Пантелей Прокофьевич. Однако про Пантелея Прокофьевича сказано, что он «сидел, не поднимая опущенной головы, будто не слышал разговора»; значит, и резиньянции по поводу запаха исходят не от него: Что же касается женщин, то они войны еще и не нюхали (до гражданской остается целый год). Странно и загадочно!

А вот Григорий и Петро Мелеховы, бросив два развалившихся фронта - германский и противобольшевистский, дождались прихода красных:

«И сразу весь курень наполнился ядовито-пахучим спиртовым духом солдатчины, неделимым запахом людского пота, табака, дешевого мыла, ружейного масла, - запахом далеких путин» (ч. 6, гл. 7).

Тут бы Петру и Григорию самое время вспомнить этот запах, ан нет… Разобраться в ощущениях героев нам помогает другой фрагмент, описывающий вернувшегося из плена Степана Астахова, мужа Аксиньи:

«Наутро - Степан еще спал в горнице - пришел Пантелей Прокофьевич. Он басисто покашливал в горсть, ждал, пока проснется служивый. Из горницы тянуло рыхлой прохладой земляного пола, незнакомым удушливо-крепким табаком и запахом дальней путины, каким надолго пропитывается дорожный человек» (ч. 6, гл. 7).

Займемся сравнительной одорологией - сопоставим характеристики запахов: ч. 4, гл. 6 дух солдатчины едкий ч. 6, гл. 16 дух солдатчины ядовито-пахучий спиртовой запах людского пота табака дешевого мыла ружейного масла запах дальних путин ч. 6, гл. 7 удушливо-крепкий табак запах дальней путины.

За пределами сопоставления остались две невещественных характеристики: «незабываемость» в части 4-й и замечание о том, что «запахом дальней путины (…) надолго пропитывается дорожный человек» в 6-й части; при этом сам «запах дальних путин является неотъемлемой принадлежностью «духа солдатчины» (гл. 16 часть 6-я).

Разгадка «незабываемого» духа здесь и лежит: это тот запах, «каким надолго пропитывается солдат. И, значит, запах этот не «незабываемый», а неотвязный, неистребимый, неустранимый, неизбывный, н е и з б ы в а е м ы й!

Именно слово «неизбываемый» и не сумел прочесть в рукописи дура Шолохов:

«Митька пробыл дома пять дней. (…) Как-то перед вечером заглянул и к Мелеховым. Принес с собой в жарко натопленную кухню запах мороза и н е и з б ы в а е м ы й едкий дух солдатчины»

Да не упрекнут нас в крохоборстве: речь не идет об опечатках или ошибках чтения, речь вообще не идет об одном слове. Дело в принципе - принципе Авторской поэтики. А поэтика эта в значительной степени построена на столкновениях, на конфликтах, на неуживающихся друг с другом качествах. Этот единый принцип организует описания людей, животных, растений и запахов. Как, например, в данном случае: жарко натопленная кухня - запах мороза;

Запах мороза Митька принес с улицы, запах солдатчины он носит с собой зимой, летом, всегда. Свежесть мороза обманчива, затхлость есть сущность - «дух».

По поводу мокрого снега

Эпопея корниловской армии, отступившей, чтобы сражаться и победить, уже современниками рассматривалась как великое деяние. И хотя гражданская война дала в дальнейшем новые примеры «ледяных походов» (отступление колчаковской Якутской армии, гибельный «отступ» в Персию Уральской казачьей армии), история запомнила первый - Корниловский. Трагедия армии уходящей на верную смерть, слишком эпична, чтобы мимо нее мог пройти хотя бы один, писавший о войне на Юге. Не прошел и автор «Тихого Дона», поместив в эту заведомо неказачью массу единственного из первостепенных персонажей, социально близкого отступавшим, - сотника Евгения Листницкого.

Итак, начало «Ледяного похода» - книга II, часть 5-я, глава 18-я;

«Накапливались сумерки. Морозило».

Все, как будто, верно: поход - «ледяной», значит, уместен и мороз. Но вслед за этим - продолжение:

«Влажный ветер» ни при какой погоде не может «морозить», а если «морозит» не ветер, то сам ветер не может оставаться влажным.

Дальше - больше:

«- Господин командир! -окликнул Неженцева подполковник Ловичев, ловко перехватывая винтовку. (…) Прикажите первой роте прибавить шаг! Ведь так и замерзнуть немудрено. Мы п р о м о ч и л и ноги, а такой шаг на походе…»

«На взрыхленной множеством ног дороге кое-где просачивались л у ж и. Идти было тяжело, с ы р о с т ь проникала в сапоги».

«- Россия всходит на Голгофу… Кашляя и с хрипом отхаркивая мокроту, кто-то пробовал иронизировать:

- Голгофа… с той лишь разницей, что вместо кремнистого пути - снег, притом мокрый, плюс чертовский холодище».

Значит, все-таки холодно. Но холод - он бывает разный: бывает мороз, а бывает и пронизывающая сырость. Замерзнуть можно и тогда, когда кругом слякоть и лужи. Но если подморозит - луж нет, они затягиваются льдом. А мы что видим: «кое-где просачивались лужи», то есть типичная оттепель, да и ветер влажный. На морозе ноги мерзнут, но не промокают; при морозе снег бывает всякий: легкий, тяжелый, пушистый, хрустящий, но только не мокрый. А в тексте прямо сказано: «снег, притом мокрый»! В чем причина такой противоестественности описания?

За ответом обратимся к тексту первых изданий романа, но не к процитированному отрывку, а к другим «метеорологическим» фрагментам:

«М о р о с и л и з м о р о з н ы й д о ж д ь, фонари кидали н а л у ж у мерклые дорожки света» (ч. 3, гл.22);

«В этот день и з м о р о з н ы й д о ж д ь сеялся с полдня» (ч. 5, гл. 2);

«Ветер клубил за перелеском м о р о з н у ю пыль» (ч. 4, гл. 21).

В первых двух случаях ситуация понятна - речь идет о моросящем дожде, и, следовательно,читать надо не «изморозный дождь», но «измороСный дождь». С третьим случаем положение иное, поскольку «морозной пыли» предшествует сообщение, что Мишка Кошевой и Алексей Бешняк «таились в ярке возле покинутого обвалившегося колодца, вдыхая разреженный морозом воздух».

Становится ясно, что в первых изданиях «Тихого Дона» и «изморозный» в значении «изморосный», и «морозный» в значении «морозный» одинаковым образом писались через «З».

Такая орфография противоречила правилам, достаточно сослаться на написание в «Толковом словаре» Вл. Даля. Тем не менее, «изморось» через «З» - не выдумка Шолохова.