Гуревич Яковлевич - Индивид и социум на средневековом Западе

Ростовщик, учили монахи и священники, хуже любого другого грешника и преступника. Ведь всякий злодей когда-то отдыхает от своих грехов: прелюбодеи, развратники, убийцы, лжесвидетели, богохульники не все время грешат, ибо устают от своих злодеяний. Но ростовщик грешит без отдыха: и в то время, когда он бодрствует, и тогда, когда он спит, проценты продолжают нарастать. Господь заповедал человеку в поте лица добывать себе хлеб насущный, а ростовщик наживается не трудясь. Всякий верующий обязан воздерживаться от работы в праздничные дни, между тем как «волы ростовщика», т.е. отданные в рост деньги, «пашут без устали», оскорбляя Бога и святых. Но коль скоро ростовщик не переставая грешит, то и посмертные муки его будут вечными. Он торгует «ожиданием денег, т.е. временем,

продавая свет дня и покой ночи, и за это будет лишен вечного света и покоя», – душа его навеки осуждена.

В проповедях использовались «примеры» (exempla), и во многих из них всячески осуждается ростовщичество. Вот один из «примеров». Отслужив мессу, священник объявляет, что намерен всем присутствующим на церковной службе горожанам дать отпущение грехов. Он обращается к представителям разных профессий: «Пусть встанут кузнецы» – и отпускает им грехи; «Скорняки, встаньте» – и опять-таки дарует им отпущение. Наконец, очередь доходит до ростовщиков, но хотя их было немало в церкви, ни один не посмел подняться, но все попрятались, а затем под улюлюканье паствы позорно бежали прочь. В другом случае на голову входившего в храм Божий ростовщика, намеревавшегося вступить в брак, упало каменное изображение кошелька, который украшал фигуру менялы на барельефе со сценой Страшного суда: его увлекал в ад демон. Ростовщик в этих «примерах» – причина и жертва публичного скандала.

Деньги, нажитые ростовщичеством, пропитаны грехом и зловонны. Оказавшаяся на борту корабля обезьяна, гласит exemplum, украла кошелек у одного паломника, взобралась на мачту и стала вытаскивать из кошелька монеты; обнюхивая их, она одни с отвращением выбрасывала в море, а другие прятала в кошелек. Что же оказалось? Она выбросила те монеты, какие этот паломник приобрел неправедно.

Деньги менял прожорливы. Некий ростовщик отдал свои деньги на сохранение в монастырь, и келарь убрал их в тот же сундук, в котором находились монастырские средства. Когда сундук открыли, выяснилось, что монеты монахов сожраны монетами ростовщика. Грехи ростовщиков столь тяжки, что, когда один из них умер, гроб с его телом не смогли поднять с земли, и лишь после того, как догадались призвать ростовщиков, те беспрепятственно доставили его к месту погребения. Причина в том, что бесы не допустили, чтобы тело их слуги несли другие люди, помимо его собратьев по профессии.

О некоторых ростовщиках рассказывали, что они пытались забрать свои сокровища с собой на тот свет, что руки покойников продолжали двигаться, как если б они считали деньги, что жабы вкладывали мертвым ростовщикам монеты в сердце, а черти насильно кормили их деньгами. Одного ростовщика вообще перековали в адской кузнице в монету 5.

Подобные рассказы, которые излагались проповедниками прихожанам, создавали общественное мнение, враждебное богачам и денежным людям. Для ростовщиков и купцов они представляли источник нравственных мучений и немалых затруднений в их

предпринимательской деятельности. Добившись успехов в практической жизни, а нередко и большого влияния на политику города, они тем не менее чувствовали себя отверженными Богом.

Был ли выход из этого противоречивого положения? Условием спасения для наживалы было возвращение всех полученных им доходов тем, кто стал жертвой его финансовых операций. На частичное возмещение церковь не соглашалась, и немецкий францисканец Бертольд Регенсбургский, угрожая проклятьями всем «жадным», «алчным людям» (gitigen), заявлял в своих проповедях, что те, кто утаит из неправедных денег хотя бы несколько пфеннигов и умрет без покаяния, будут «гореть в адском пламени столь же долго, как долго Господь Бог пребудет в Царствии Небесном», и никто их не спасет, «ни святые, ни апостолы, ни Дева Мария, ни пророки, ни патриархи, ни ангелы». Бертольд продолжает: «Можешь взять крест у папы, переплыть море, сражаться с язычниками, отвоевать Святой Гроб и погибнуть за Божье дело и лечь в Святой Гроб, и все же душа твоя погублена при всей твоей святости, и было бы тебе легче, если б волки загрызли тебя у материнской груди или земля поглотила тебя, как Дафана и Авирона». «Тьфу тебе, скупец! Твой amen звучит в ушах Господа как собачий лай!» 6

Бертольд приравнивает «алчных» к разряду самых злостных убийц, ибо скряге, говорит он, мало убить самого себя, он еще убивает свое дитя и всех, кому оставляет неправедно нажитое богатство, и после смерти убивает еще больше, чем при жизни. Ведь ростовщик губит наряду с собственной душой души всех своих наследников.

Такова проповедь. Изучение биографий купцов и предпринимателей того времени убеждает, что она была эффективна, и иные финансисты и торговцы после того, как нажили состояния, всерьез начинали задумываться о спасении души и отказывались от своих богатств, жертвуя их беднякам. Именно так поступил лионский купец Пьер Вальдо около 1170 года, возглавив группу адептов евангельской бедности («лионских бедняков»), и вскоре секты вальденсов распространились по всем католическим странам. В следующем поколении сын богатых торговцев тканями Джованни Бернардоне, принадлежавший к «золотой молодежи» города Ассизи, под воздействием видений, в которых ему являлся Христос, отверг земные богатства, порвал с семьей и основал орден своих приверженцев, готовых «следовать нагими за нагим Христом». То, что выходец из купцов Франциск Ассизский – под этим именем Бернардоне вошел в историю – стал святым, радикально отрицавшим богатство и собственность, – свидетельство того двойственного, даже двусмысленного положения, ко-

торое занимало бюргерство в религиозной и нравственной жизни Запада.

Разумеется, Пьер Вальдо и Франциск Ассизский, наложившие неизгладимый отпечаток на социально-религиозную атмосферу Европы – один в качестве зачинателя ереси, другой в роли основателя самого динамичного и влиятельного нищенствующего ордена, – случаи предельные. Богатейший суконщик из Дуэ Жан Буанброк, нещадно эксплуатировавший ремесленников и наемных работников и не останавливавшийся ни перед какими методами в целях наживы, был кем угодно, но не святым. Однако и ему пришлось перед смертью (ок. 1286 г.) позаботиться о спасении души и оставить завещание, согласно которому его наследники должны были возместить ущерб тем, кого он грабил при своей жизни 7. В том же столетии купец Омобоно из Кремоны (Homobonus), оставив все свое состояние беднякам, был причислен к лику святых, а купец из Сьены Джованни Коломбини в 1360 году основал нищенствующий орден иезуатов (Gesuati) или иеронимитов 8.