На берегах - Меркулов Олег - На двух берегах

Но все-таки, решил он, прежде чем конвоиры заметили его, прыгнувшего первым, прежде чем они отстрелялись по нему, а потом рванулись к ступенькам тамбура, чтобы посмотреть вдоль состава и увидеть, что пленные прыгают через эту дыру, прошло сколько-то секунд. И если бы пленные прыгали бы, как сказал майор, «как горох», один за одним, без задержки: секунда - высунуться, секунда - глянуть под откос, секунда - оттолкнуться от вагона, если бы они так прыгали, пусть не все бы, но сколько-то их успело бы выпрыгнуть. Да если еще учесть, что со ступеньки, держась одной рукой на ходу поезда, конвоирам было не очень-то легко и стрелять по дыре, то у других пленных оставался шанс рискнуть, как только бы конвоиры перестали стрелять. А непрерывно стрелять они могли тоже секунды: их «шмайссеры» заряжались магазином всего на три десятка патронов! Словом, шансы на побег были, но что-то в вагоне произошло, что именно - он мог никогда и не узнать. Может, сапер струсил, может, кто-то хотел оттолкнуть его и прыгнуть раньше, может, кого-то застрелили прямо в дыре и он загородил ее своим телом, отчего и получилась задержка. Не драгоценные секунды были потеряны, и никто за ним не прыгнул, конвоиры, отстрелявшись по нему, взяли под прицел дырку, поезд ушел далеко, и он остался один.

- Где майор-артиллерист? Где сапер? Где остальные? - спрашивал он у мужика, глядевшего на него из лужи. - Где Стас? Где Веня, Коля Барышев, Ванятка, Пана Карло? Где? Нет их. Нет навсегда!..

Борода и усы чесались, особенно если он шел так быстро, что его пробивал нот. Тогда борода просто зудела, а под усами щипало, и все это раздражало, и он, если ему удавалось развести костерок, поев и чуть передохнув, брал головешечку и, водя ее вдоль щек, перед губами, под подбородком, опаливал волосы. Пахло не то жженой свиньей, не то загоревшейся шваброй, и от этого становилось как-то смешно и немного легче на душе.

Конечно, было бы хорошо побриться, но застрелившие Марию и архивариуса, прежде чем завалить земляночку, забрали из нее все дельное, в том числе и Тишину бритву.

Он опаливал бороду и чтобы в ней не завелись вши - их у него в голове и на теле было достаточно. Так как он чесался, а белье на нем было пропитано потом и грязью, на пояснице, на боках, на животе у него уже стали появляться фурункулы.

Присев у самого костерка, он, скрутив жгут из бересты, поджигал его и осторожнейшим образом опаливал волосы под мышками и в паху. Ему надо было избавиться от вшей и там, потому что от расчесов в этих местах тоже могли выскочить фурункулы, а это были самые рабочие и в то же время самые нежные места лыжника, и стоило там выскочить нескольким фурункулам, его скорость на сколько бы упала? И тогда, достав его, они бы всадили ему в спину очередь. И лег бы он, лицом в снег, сжав его в кулаках, а они бы его обшарили, наверное, и перевернули бы на спину - на простреленную спину - и взяли бы то, что им понравилось бы. А потом бросили бы, чтобы его обглодали волки и лисы, да и маленькие мышки тоже, и валялся бы он - нет, уже не он, а то, что от него осталось бы - голые косточки бы, - до весны, до тепла, до муравьев, которые бы, как самые сильные труженики на земле, убрали бы с него мельчайшие крошечки мяса. И ветер обдувал бы его косточки, сразу все вместе и каждую в отдельности, и по этим косточкам потом, летом, лазили бы всякие букахи, но не ради, наверное, еды, потому что еды для них от него уже ничего не осталось бы, а лазили бы так просто, как бы по сучкам, по камешкам.

- Нет! - сказал он. - Спину мою они не получат! Уж если что - лицом к лицу!

Главное, надо не давать себя окружить, а для этого нужны хорошие ноги, ноги без всяких там фурункулов в паху, и хорошие руки без фурункулов под мышками.

Когда удавалось, он, собрав на проталинах подорожники, раздевался догола у костерка и, накинув на спину полушубок, жарил белье над костерком. Потом, облив чуть горячей водой подорожники, лепил их на фурункулы, приматывал полосками от парашюта и одевался. Подорожники отсасывали фурункулы, и несколько ночей после такой процедуры спалось спокойно.

Он завел календарь. Чтобы не сбиться с дней, он на прикладе винтовки каждый вечер делал зарубочку: ему надо было знать свои константы - время, географическую точку, количество боеприпасов, еды, состояние оружия, лыж, ног. Ему все это надо было знать, чтобы, прикинув обстановку и свои возможности, выйти на какую-нибудь хорошую - как, например, эта! - точку и делать свое дело - дело бойца, пропавшего без вести…

Дорога в полукилометре от его точки изламывалась и шла под косым углом, поэтому тот, нужный ему, участок дороги просматривался далеко, и можно было выбирать цель заранее. С такого расстояния все: машины, танки, тягачи с пушками па прицепе, - казалось игрушечным. Но и с такого расстояния тип их различался хорошо, и Андрей дождался своей цели. В колонне показалась длинная черная легковая машина, за которой шел почти впритирку бронетранспортер, а за бронетранспортером держался, тоже на предельно близком расстоянии, грузовичок.

«Вот тебя мне и надо! - мысленно сказал Андрей легковушке. - С тебя мы и начнем».

Было ясно, что передвигается какая-то часть, что темная длинная легковушка должна возить какой-то большой чин, и Андрей предполагал, что этот чин сейчас едет не в бронетранспортере, а сидит, отвалившись к спинке, на заднем сиденье машины. В бронетранспортере тесно, некуда вытянуть ноги, кругом ледяная броня, жесткие рессоры, воняет бензином, стоит грохот от мотора и железа. Ездить часами в таком бронетранспортере - наказание. То ли дело в легковушке - при низкой сплошной облачности, которая исключала бомбежку, - тепло, тихо, мягкие рессоры, мягкие сиденья, пахнет хорошей кожей. Тут тебе и пепельница, тут и адъютант, термос с кофе, бутылка с коньяком, откидной столик, тут тебе все сто сорок семь удовольствий. Андрей видел эти удобства в разбитых таких «оппель-адмиралах».

А позиция у Андрея была отличная - сужение дороги у моста через замерзшую речушку, один берег которой по обе стороны от моста был, видимо, еще в начале войны срыт как эскарп1. Стоило взорвать мост тогда, в начале войны, и танки немцев на километры справа и слева от него, и бронетранспортеры двигаться не могли бы, если учесть, что эскарп как-то еще прикрывался, конечно, и огнем.

1 Эскарп - противотанковое препятствие в виде рва с отвесной стеной.

Катили фрицевские машины и бронетранспортеры, катили себе, взбивая снежную пыль, катили эти машины.

Теперь, после дождей, паводков, крутость эскарпа оплыла, а пологий край заилился, так что как инженерное препятствие эскарп уже не мог служить. Но он напомнил Андрею контрэскарп. Тот контрэскарп на восточном берегу Днепра. Тот, который они - весь его взвод, все его товарищи - видели собственными глазами.