Балаян - Следственный эксперимент

– А что думать, Арташес Оганович, - сказал Самсон, - они могут без боязни истратить по крайней мере около четверти миллиона…

– Верно. Ну а дальше?

– А дальше, - сказал Вардан, - дальше они должны разменивать крупные купюры на мелкие.

– Верно, но не совсем. Будете ли вы менять сторублевые купюры на более мелкие, если вам известно, что номера записаны и разосланы повсюду? Думаю, не будете. А что же тогда?

– Все-таки пытаться менять.

– Опять верно. Но как? Что надо сделать, чтобы разменять одну бумажку? Две практически невозможно предъявить ни в каком магазине. Разве не так?

– Так, - сказал Самсон.

– Так, - повторил Вардан и добавил: - Не всякую кассиршу упросишь разменять сто рублей. В сберкассе вряд ли разменяют - там не до этого. В банке опасно…

– Вот и нашли ответ, - довольный своими помощниками, сказал Суренян.

– Как нашли? - удивился Самсон.

– Очень просто - сберкасса. Преступники будут менять в ней сторублевые бумажки на облигации трехпроцентного займа. Точнее, будут покупать их. Тут двойная выгода. С одной стороны, трехпроцентные облигации - те же живые деньги, с другой - можно припеваючи жить на одних только выигрышах.

– Мне думается, - сказал Вардан, - они надолго уйдут в подполье. Подождут год-два, а то и больше, и вылезут на поверхность.

– Логично, - сказал Суренян, - только мне кажется, так преступники не поступят, потому что слишком молоды. Ни опыта, ни мудрости - одна лишь энергия. Уверен, они уже начали тратить деньги, бывшие в употреблении.

– Может, вы, Арташес Оганович, и возраст преступников укажете? - спросил Самсон.

– А цвет волос не хочешь? - ответил вместо начальника Вардан.

– А что? Цвет волос не скажу, хотя идеальные криминалисты давно бы уже нашли па месте преступления парочку-другую волосинок. Как-никак преступник трудился несколько часов, потел, вытирал лицо, чесал голову. Но идеальных криминалистов не бывает. А вот возраст скажу: между двадцатью пятью и тридцатью. Среднее составляет где-то около двадцати семи - двадцати восьми.

– Если так и окажется, Арташес Оганович, - сказал Вардан, - я про вас песню сложу. В школе стихи писал.

– Ты сначала найди их, поэт!

– Найдем, - уверенно сказал Суренян.

– И все-таки как вы определили возраст?

– Человек, которому больше тридцати, вряд ли сумел, даже вряд ли бы осмелился совершить такой опасный переход над пропастью. Этого не сделал бы, кстати, и слишком опытный человек. Опыт обычно отрезвляет человека. Так что это молодые люди - во-первых. Не имеющие большого жизненного и профессионального опыта - во-вторых.

– В каком смысле профессионального? - спросил Самсон.

– Ну, воровать они, конечно, воровали не раз. Но вот, судя по всему, не попадались. Словом, они, как мне кажется, не судились. Но не будем торопить время, скоро получим данные об отпечатках пальцев, о самом почерке ограбления и все прочее. И тогда кое-что прояснится…

– Ничего не прояснится, Арташес Оганович! - вставил Самсон. - Отпечатков пальцев не будет, волос тем более, да и почерк… Какой уж там почерк - перелететь с крыши на крышу…

– Учитесь, товарищ Хачатрян, у своего коллеги. Смотрите, как он логично излагает свою мысль и, главное, какой милый, рождественский пессимизм. Однако шутки в сторону. В целом я согласен с мнением следователя Асатряна. Особой информации для размышления мы не получим. Но мы должны делать свое дело. Преступников должны найти мы. Обезвредить, вернуть деньги государству, наказать виновных. Что же касается почерка, то я не совсем согласен с товарищем Асатряном, - Суренян посмотрел на часы и продолжил мысль: - Преступники вряд ли с самого начала решили использовать переход с крыши на подоконник.

– Но ведь они именно так и сделали.

– Как по-вашему, сколько бы времени потребовалось, чтобы с такой, я бы сказал, грамотностью подготовиться к операции,чтобы ее разработать?

– Месяца два, - сказал Асатрян.

– Если не больше, - добавил Хачатрян, поправляя очки.

– А когда сняли решетки с окон?

– Три дня назад, - ответил Вардан, - то есть три дня, если считать с пятницы…

С пятого августа… Если вычесть два выходных дня.

– А когда было совершено преступление? - спросил Суренян.

– Пятого, - ответил Самсон, - или, вернее, с пятого на шестое.

– Ну а почему, кстати, не с шестого на седьмое, то есть не с субботы на воскресенье?.. Ладно, это другой вопрос. Нас сейчас интересуют решетки. Выходит, их сняли чуть ли не накануне преступления. А как же с мнением, что они должны были готовиться месяцами? Чердак у меня не случайно не выходит из головы. Если они думали действовать через чердак, то похожий почерк можно подобрать. Надеюсь, вы подняли дело о попытке ограбления ювелирной фабрики?

– Да, конечно. Завтра оно будет у вас на столе.

В середине сентября к Николаю из Москвы приехала Люба Кузнецова. Он ей не звонил, не давал телеграммы, а отправил в столицу Индейца Джо, который и передал Любе просьбу отправиться за Николаем и привезти его, больного, в Москву.

Самолетом, мол, врачи запретили, нужно поездом. «В знак любви, - сказал ей Феликс, - он просил передать золотой браслет». Еще он сказал, что Николай выиграл огромную сумму в карты.

И вот теперь Люба с Николаем готовились к поездке. Он щедро оплачивал все ее покупки, устроил в гостинице. Зачем вызывать недовольство у квартиросъемщицы, вечно ворчащей старухи? Сколько бы ей ни платили - не дождешься улыбки на лице, все чем-то недовольна. В последнюю ночь Николай ночевал дома. Он положил чемодан под кровать и лег спать сразу после программы «Время». Любе наказал, чтобы не выходила из гостиничного номера. Мало ли что может случиться: пристанет кто - хлопот не оберешься. Друзей еще два дня назад предупредил: уезжает в Москву.

На следующий день Люба Кузнецова, заказав в гостинице такси, приехала к Николаю за час до отправления поезда. Николай с чемоданом уже стоял на улице. Не без труда он поднял его и сам же пристроил в багажнике. Ехали молча. Николай думал о новеньком чемодане, который жалко было класть в грязный багажник, я с брезгливостью смотрел в затылок водителю. Вспомнил он, как заказывал железный ящик, как ровно через неделю саритахский железных дел мастер отдал ему симпатичный ящичек со специальным замком. Вспомнил еще, как долго искал в магазинах чемодан соответствующего размера, куда можно было бы вложить железный ящик. И чтобы чемодан был с молнией. «Так надо, - говорил он сам себе. - Я отказался от самолета - мало ли что! Но и поезд - не собственная крепость. Да и проверять могут нынче всех подозрительных. Правда, Люба своей внешностью отводит все подозрения. Она, бедняжка, даже не знает, что прикрывает меня. Я умею за все платить. Я отплачу…» Николай обнял Любу, и она прижалась к нему.