Балаян - Следственный эксперимент

– Так будет правильно, Индеец Джо. Эти цифры я и без того не забуду до конца своих дней. А ты, юноша, Уникальный человек. Полное отсутствие знаний в элементарной математике, но зато брал, считая. Это трогательно. Я люблю тебя, Джо! Я бы так не смог. При всей моей аккуратности я бы просто без разбора набил рюкзак. Ты соткан из железа. Насчитал сто десятирублевых и ни пачки больше или меньше. Знали бы твои школьные учителя о твоих математических способностях - сгорели бы от стыда.

– Ты что-то, шеф, на себя не похож. Не заболел часом?

– Заболел, Индеец Джо, заболел. Теперь ты представляешь, как я должен буду думать! Ты знаешь, о чем думают чемпионы, взбираясь на пьедестал почета?

– Ни разу не поднимался.

– Они думают о том, что легче завоевать звание чемпиона, чем удержать его. Чем удержаться на пьедестале. А пока, мой мальчик, отодвинь, пожалуйста, стол.

– Нет, ты явно чокнулся. «Мой мальчик», «пожалуйста», как чужой человек, - весело ворчал Феликс, отодвигая стол в угол комнаты.

– А теперь приподыми вон ту широкую доску.

– Как приподнять?

– Очень просто. Поддень топором - приподнимется, как миленькая.

Феликс приподнял доску и порядком удивился, узнав, что под полом было заранее расчищено место, сделано какое-то углубление.

– Когда это ты успел? - спросил Феликс.

– Давно еще.

– Ты знал, что все будет именно так, как теперь?

– Разве это обязательно? Важен принцип. Нам нужен был тайник. Вот он у нас и есть.

Мешок с трудом запихнули в широкую щель, сверху накрыли доской. Феликс притащил коврик, который был куплен еще до аварии Николаем. Он вспомнил, как долго еще издевался над шефом, мол, зачем тебе этот дурацкий коврик, уж не вздумал ли жениться. И теперь, расстилая его на полу, Феликс подумал, как легко ему живется с этим человеком. Человеком, который словно видит наперед.

Стол был поставлен на прежнее место, в комнате стало намного уютнее. Несколько минут Николай молча смотрел на коврик и совершенно спокойно сказал:

– Давай назад. Убери все и вытащи рюкзак.

– Зачем? - удивился Феликс.

– Не теряй времени! - отрезал Николай.

Феликс как-то недовольно вытащил рюкзак, поднес к кровати и ждал распоряжений.

– Я думаю, нарушается гармония чисел, - сказал Николай.

– Чего-чего? - нараспев спросил Феликс.

– Вытащи десять пачек сторублевых!

– Зачем сейчас?

– Вопросы надо было задавать в школе. А здесь выполнять надо. Сто тысяч рублей отвезешь сегодня же в Нинакан и зароешь в брезентовом мешочке под деревом у вас в саду, под ореховым деревом.

– Зачем?

– Заладил - «зачем?». На черный день! Но, повторяю, только под ореховым деревом.

И чтоб никто не видел. В брезентовом мешочке и поглубже.

– Но ведь я для жены нахожусь в Барнауле…

– Не суетись. Слушай меня внимательно. Сто тысяч на черный день. И ты сейчас дашь клятву, что никому никогда не скажешь об этом.

– А кому я могу сказать? И почему ты так ухватился за эти несчастные сто тысяч?

– Они, я тебе сказал, на черный день. Клянись!

– Да клянусь, клянусь! Сам черт тебя не поймет. Полтора миллиона - в сторону, а заговорил о ста тысячах, словно они важнее всего.

– Еще неизвестно, что важнее.

– Ладно, я сделаю, как ты велишь.

– Под ореховым деревом.

– Под ореховым деревом, - повторил Феликс. - Лучше объясни, как быть с женой?

– Скажешь, что подвернулся случай и ты махнул прямо из Барнаула на денек домой. - - Это с пустыми-то руками?

– С полными. Кстати, ни единым рублем без моего разрешения не пользоваться.

– Деньги-то общие.

– Общие. Только ровно через сутки всей стране будут известны их номера…

– Ясно.

– Это хорошо, что ясно. А теперь забирай три пачки Десятирублевых для жены. Ты их заработал как шабашник.

– А номера? А серии? Жена же погорит.

– Не волнуйся. Десятирублевые можно тратить как угодно и сколько угодно. Они уже ходили по рукам. Может, одну из десяток ты давал кассирше, когда покупал рюкзак?

А теперь она вернулась к нам.

– А почему же так мало жене? Семья как-никак.

– Вот именно, семья. Много - подозрительно. А три куска - норма. Это нужно, чтобы жена поверила, что ты трудишься, не жалея себя, для дома, для семьи. Дело в том, что скоро мы уедем в длительную командировку. Чего доброго - жена объявит розыск и опишет примета мужа милиции. Так что вези ей, так сказать, аванс. Так и скажи - аванс.

– А при чем тут эта твоя, как ее, гармония?

– Понимаешь, меня беспокоит, что сторублевых пачек ты взял с бугорком. Пусть в мешке останется ровно сто штук, ровно миллион. Красиво. Ну, разве это не гармония, Индеец Джо? Один миллион ровно, не считая мелочи, которой набирается более пятисот тысяч. Ты знаешь, в раннем детстве я писал стихи, а потом бросил.

Сменил профессию…

В понедельник восьмого августа в десять часов пятнадцать минут утра в кабинете прокурора раздался телефонный звонок. Арташесу Суреняну сообщили об ограблении банка. Прокурор спросил, не выдавая волнения: «Жертвы есть?» Ему ответили отрицательно. «Сколько взяли?» Суренян спросил машинально. Он хорошо понимал, что вряд ли так быстро можно определить похищенную сумму. Необходимо произвести ревизию, и тогда по недостаче определится сумма. Он не спросил, когда совершено преступление: ничуть не сомневался, что для этой цели использовались выходные дни. Лишь коротко бросил, не дождавшись конца доклада: «Выезжаем». Нажал на кнопку селектора и повторил: «Выезжаем». Суренян хорошо знал, что Самсон Асатрян не будет его ни о чем расспрашивать. Знал также, что если прокурор сказал «выезжаем», это значит - едут на место преступления втроем. И Самсон позвонил Вардану.

В машине Суренян сообщил лишь о том, что ограбили банк.

– Подробностей никаких,- - добавил он, - так что вопросов не задавайте. На месте определимся.

В музыкальной комнате собралось много народу. Несмотря на обилие света, фотограф беспрерывно щелкал со вспышкой. Кто-то, стоя на коленях, проводил измерения, называл вслух цифры, другой вел записи в блокноте.

Навстречу прокурору поспешил одетый в гражданский костюм седовласый мужчина.

– Здравствуйте, Арташес Оганович! - сказал он.

– Здравствуйте, Гурген Еремович. Могу себе представить, как тут наследили ваши ребята.

– Милиция следы ищет…

– Не обижайтесь. Опять мы с вами ударимся в амбиции и делу только помешаем. А пока дайте команду прекратить всякие замеры. Фотограф пусть снимает сколько угодно, а остальным - не активничать.

В следующую минуту целая группа молодых людей освободила площадку, в центре которой зияла дыра.

– Есть у вас какая-нибудь картина, Гурген Еремович?

– Уму непостижимо, как преступники вообще пробрались в банк!

– Преступники? А сколько их было?