Серегин Михаил - ФЕЙЕРВЕРКИ СМЕРТИ

- И что ты думаешь обо всем этом, Володя?

Свиридов поднял голову. Вопрос Берга, адресованный ему, несколько разрядил повисшую в столовой тягучую и более чем трехминутную тишину.

- А что я могу думать? Я первый раз вижу Мещерина. И даже вы не знали о том, что у него есть сын. Но, сказав, что угрозы в ваш адрес, взрыв "Линкольна", сегодняшние наши приключения, наконец, - все это случайно совпало по времени с этим происшествием.., можно жестоко ошибиться. Сильно погрешить против истины...

- Что же касается меня, - откликнулся Берг, - то я уверен: сын Евгения Ивановича мог стать некой разменной монетой в счете, который они намерены предъявить мне.

- Все может быть.

- Вот что, Володя, - проговорил Берг. - Давайте-ка спать. Сейчас вам покажут ваши комнаты. Они расположены рядом с моими, так что мы через стенку. Надеюсь, там вам будет удобно.

Апартаменты, которые Берг отвел Свиридову в своем доме, просто язык не поворачивался назвать комнатами. Если учесть, что охрана Ивана Германовича располагалась на первом этаже в довольно тесной каморке, то не сложно было составить мнение о том особом положении, которое отводилось Владимиру в окружении Берга. , Большие полукруглые окна в помещении, отведенном Владимиру, выходили на пустынный степной участок. Неподалеку блестело в лунном свете небольшое озерцо, возле которого прикорнули два или три особняка, размерами мало чем уступающими берговскому, но по архитектурному исполнению и в подметки не годившимися жилищу главы концерна.

Справа, у небольшого холма, виднелся такой же миниатюрный лесок, скорее всего рукотворного происхождения.

Нельзя было и желать найти в черте города более тихое, спокойное место с чистым воздухом, не отравленным духом цивилизации.

Свиридов включил телевизор и попытался углубиться в просмотр хоккейного матча, который транслировали по ОРТ. Хоккей он любил куда меньше, чем футбол, и потому под него хорошо было засыпать.

Но не спалось. Впечатления бурно проведенного дня, начинавшегося просто-таки идиллически, с мирной кражи в супермаркете "Айсберг", не отпускали его..

Кто бы мог подумать, что он будет ночевать в доме человека, про которого только сегодня днем говорил: "Я не думаю, что господин Берг сильно обеднеет от нанесенного его супермаркету убытка..."

Свиридов скользнул взглядом по мельтешащим на экране фигуркам, ожесточенно гоняющим шайбу, и подумал, что вот кто-то точно так же, как эту шайбу, перекидывает Ивана Германовича Берга и близких ему людей. Казалось бы, все так просто - бандитские наезды настолько откровенны и однозначны, что не оставляют места для широких, пространных версий-истолкований происшедшего. Так ведь нет! - выработанным за многие годы звериным чутьем, сродни тому инстинкту, что ведет волка по следу его жертвы и что, напротив, уводит от него самую жертву, чутьем, которое разрослось, как молодое дерево из слабого побега, из простой человеческой интуиции, Свиридов чувствовал, что все не так просто. Что все может перемениться и перевернуться, как в калейдоскопе.

Надо признать, если Берг хочет уцелеть, он не мог выбрать себе лучшего защитника.

Первоначальное снисходительное недоумение, смешанное с презрением, которое вызывал у него Иван Германович, сменилось чем-то иным. Пожалуй, Владимир просто понял, что этот человек не так прост, как кажется с первого взгляда.

В нем чувствуется холодная и прагматичная немецкая кровь. Пусть сильно разбавленная горячей и бесшабашной русской.

Его правая рука Мещерин - совсем другое дело. Быть может, Владимир и сделал бы несколько умозаключений касательно директора "Айсберг-банка", но все логические построения ломало всплывающее из еще неглубоких пластов памяти лицо Евгения Ивановича. Породистое, выразительное - и вдруг сведенное слепым, животным гневом и набухающее сдержанным, обузданным - но тем не менее страданием.

Трагикомедия в который раз за сегодняшний вечер сменилась трагедией.

И еще - Саша.

Девушка явно непростая. И вероятно, именно ему, Владимиру, предстоит разрубить этот узел интриг и изощренных хитросплетений дьявола вокруг ее отца.

Вот и не верь после этого в совпадения и судьбу! , Свиридов привстал с кровати: что-то упорно мешало ему заснуть. И это несмотря на то что тяжелая, ватная усталость набрякла во всем теле, что кричали о покое разболтанные за последние годы нервы, которым сегодня тоже досталось.

Начиная с посещения супермаркета "Айсберг".

...Даже смешно говорить об этом... Киллер, жалующийся на расстройство нервной системы и плохо засыпающий по ночам.., н-да.

Но ведь он тоже человек.

В окно ударили первые капли дождя. Свиридов, глубоко вздохнув, опустил голову на подушку: дождь всегда умиротворяюще воздействовал на него, само сознание того, что он здесь, в тепле, в вязком расслабляющем полусне, - а там, за окном, бушует непогода, деревья раскачиваются, как перекрученные маятники, хватают воздух оголенными ветвями, с которых ветер бесстыдно срывает листья... А в оконное стекло - словно беспорядочно учащающиеся отстукивания многих метрономов - срываются с неба тяжелые водяные капли и, разбиваясь, сползают к подоконнику.

Он задремал почти сразу, причем даже не позаботился выключить телевизор, где разноцветные фигурки продолжали яростно скользить по льду.

Откуда-то под стук дождя всплыла тихая мелодия: "...звонкое, веселое, зеленое - до свиданья, лето, до свидания... За окном сентябрь провода качает, за окном с утра серый дождь стеной... Этим летом я встретился с печалью.., а любовь прошла стороной..."

И Владимир заснул... Но ненадолго.

Буквально через несколько минут в мозгу выкристаллизовался сигнал опасности - в комнате кто-то есть. Как бы крепко ни спал бывший агент "Капеллы", какие бы феерично-цветные сны ему ни снились - он всегда мог быть вырван из этого плена сигналом извне.

...Ему даже не надо было открывать глаза, чтобы понять: над ним кто-то стоит и смотрит на него. Мозг тут же услужливо подсказал: пистолет под подушкой, снять с предохранителя, рывок...

Нет, хватит! Чертовы рефлексы прирожденного убийцы! На сегодня и так достаточно силовых аттракционов с летальным исходом.

Он глубоко вздохнул и резко вытянул руки вперед, захватывая того, кто стоял перед ним.

Послышался слабый протестующий писк, и он почувствовал в своих жестких объятиях тонкое, стройное тело, прикрытое лишь тонкой тканью.

Владимир открыл глаза.

- Кажется, у вас бессонница? - раздался над его ухом знакомый голос, но в нем уже не было привычной едкой иронии, а билась задушенная нотка легкого - от неожиданности - испуга.

- А, это вы, Александра Ивановна? - сухо произнес Владимир, даже не делая попытки выпустить из рук столь опрометчиво вошедшую в его комнату девушку.