Валентин Сорокин - Макаки

Как-то на дискуссии об истине студентка Литинститута, а теперь — известный прозаик Лидия Андреевна Сычева воскликнула:

“Есть совсем другой мир, другая орбита,

другая жизнь, другой смысл, другая красота!”

Есть. Но ты, мой старший и весьма хитрый брат, в детстве подражал стихам Веры Инбер, а в юности подражал изуверству Веры Засулич. Метался между двумя заезжими верами, а свою, русскую так и не приобрел. Вот и коробит тебя по ночам, как в малой клетке варана, ищешь кроликов, а дураков перестроечных нет... Бежишь к Михалкову рифмовать.

Меня же, уральского конника, ты давно трусишь, идейная рептилия, но я не накапливаю на тебя обиды и злобы. Бездарному без зависти — как борову без чужой грядки. А на площади, перед Большим театром, в Москве, песочный Карл Маркс здорово на тебя похож, только он моложе и борода у него помытее твоей. Не горюй. Будь счастлив. Читал ли ты Хлысталова?

Глянь, как Михаил Лермонтов свободу любит? Услышишь и не забудешь:

Царю небесный!

Спаси меня

От куртки тесной,

Как от огня.

И я распахнутые рубашки люблю. Русские. Вышитые. Не рубашки, а крылья сокола. Не цветы на них, а колокольца медвяные:

И звенят они,

И поют они,

И зовут они меня

В дали русские!

Русский русского

Перестань казнить,

Русский

русскому,

эх,

Да по России — брат!

Усердие стукача

Напечатав у Проханова в газете “Завтра” свой подлог, ты сильно подставил Проханова, но разве мало Проханов добра тебе делал? А село в России разваливать начали с преступных годов раскулачивания. И прорабы уже безлюдные земли и заброшенные кладбища расторговывают, ублюдки века.

Мы, как ты вопишь, идиоты, пытались противостоять разбойникам Бориса Ельцина у Дома Советов и в Союзе Писателей России. Станислав Куняев, крупнейший поэт России, тобою десятки раз оскорбленный, я, встали рядом с Юрием Васильевичем Бондаревым, когда его пытались напугать арестом, а ты, бородатый Павлик Морозов, где околачивался? Своих, донося, предавал?

Где ты был, когда на съезде КПСС против ЦК КПСС выступил, один, Юрий Бондарев, уличив громко перестройщиков в предательстве? А если я сейчас расскажу тебе о стонах Ивана Акулова и Петра Проскурина, Бориса Можаева и Владимира Солоухина? Они ведь не вынесли разбоя Горбачева и Ельцина, они давно под крестами лежат. А какую подлость, какую доносную дурь ты нашвыривал на них? Проскурина и меня ты сравнивал с фашистами, но ты, дай тебе возможность, — не промахнешься ни в русского, ни в еврея, поскольку сам ты так и не услышал надмогильного крика русской беззащитной матери и детишек ее осиротелых, разброшенных давно по СНГ и Миру.

Я стараюсь сказать доброе слово о честных писателях в своих статьях и очерках, да, а в своих статьях и очерках о грабителях России мерзавцев называю мерзавцами, героев называю героями. Я — идиот, ты — Иван Сусанин? Я не искал и не ищу в Ленине — Иисуса Христа, а в Сталине — Александра I, не избирался партсекретарем, не разрушал храмов, не лезу в батюшки, не ношу, не шумлю грязной бородищей в Москве, желаю у Большого Театра видеть памятник не Карлу Марксу, а Федору Шаляпину, и не тебе, Дель Понте!..

Я отдал России 53 года трудовых. Станислав Куняев до сих пор тащит тяжкий груз русского журнала “Наш современник” на плечах, тащит через нищету и через “мины”, подсунутые ему под ноги бушинцами и бушенятками. А чем ты занят, склоками и оплевыванием русских людей?

Снег на площади Красной волос моих белых белей,

Словно белые вихри людской отравительной муки.

И багровой скалою огромный торчит Мавзолей,

Лишь Кремлевских курантов летят над столицею звуки.

И лежит в Мавзолее суровый марксистский пророк,

Под охраной лежит, — до сих пор ни живой, ни покойник, —

Ведь за семьдесят лет не пошли человечеству впрок

Ни расстрелы, ни тюрьмы, ни армий кромешные бойни.

Недовольный мятежник, прищурясь, недрёмно лежит,

Одинокий, как тайна, морозною тишью студимый,

Вдруг наклеит бородку и вновь кочегаром сбежит,

За трагедии проклят, но все же пока не судимый.

Он разрушил надежду и впредь не воскреснет земля,

Стал народ полунищим, бесправным, хмельным неулыбой.

Кровь удушенных сел, клокоча, дотекла до Кремля,

Проросла Мавзолеем, угрюмою каменной глыбой.

Говорят, по ночам он по кладбищам рыскает сплошь,

Но никто не дает ему рядом обычного места,

И, отвергнутый Богом, на Каина злого похож,

Возвращается в сумрак легенд и венков, и ареста...

Справа бюсты и слева соратников и палачей.

Снег над площадью Красной волос моих белых белее.

И лежит, он, один, за торжественной дверью ничей

В саркофаге железном багровой скалы Мавзолея.

Я, слагавший стихи и тоскующий в детстве о нем,

Призываю сограждан: “Ему и казнительной свите,

Чтобы нас не спалила природа небесным огнем,

Вы скостите грехи и в могилу его опустите!”

Опустите в могилу, скостите, скостите грехи

И ему и себе — покаянием горе измерьте.

Мать склонилась к ребенку, далеко трубят петухи,

А за русским курганом заморские прячутся черти.

Опустите в могилу, да сгинут в нее лжевожди,

Трибуналов творцы, корифеи эпохи безгласной.

И простонут ветра, просверкают, ликуя, дожди,

И воспрянет свобода над вечною площадью Красной!

Сергеич, а смог ли ты подсчитать, сколько расстреляно членов ЦК и членов Политбюро? И не смог ли бы ты подсчитать, сколько вчерашних партбоссов сегодня в губернаторах и в олигархах? Странно, что ты возмущен жестокостями Корнилова и Колчака. Хе-хе-хе. Мавзолей стоит, а сотни и сотни тысяч скелетов, родных воинов русских, и сегодня не погребены... И Дом Советов расстреливали, повторяю, кремлевцы! А кто сейчас хозяин?

На хуторе моем, вечеруя, доверительно пели вдовы:

Хорошо нам на селе

После братской драки,

Ленин ездит на козле,

Троцкий — на собаке!

Но у меня — два Ленина. О первом я в школе искренне зубрил наизусть:

Когда был Ленин маленький,

С кудрявой головой,

Он тоже бегал в валенках

По горке ледяной.

А мой отец, обучая меня сажать сосенки, вздыхал: “Эх, сынок, сынок, вот станешь ты седым, как я, в нашей армии служить будет некому, бабы рожать детей перестанут!”... Это — 1945 год. А в 1975 году Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев ликовал перед французским журналистом, что в республиках СССР большой прирост населения, забыв о русском народе.

Мы, слушатели Высших Литературных Курсов и студенты Литературного Института в 1963 году на одном из партсобраний гневно выразили беспокойство по поводу убывания русского и коренных народов России, и мгновенно зачислили нас райкомовцы в антисоветчики. Демократы 16 лет подражали пустоголовому ликованию Брежнева, а русский народ уходит и уходит...