Георгий Катков - Февральская революция

Массовые высылки были наиболее трагичным последствием кампании 1915 года, которую военный министр Поливанов описывал с горькой иронией как "эвакуационно-беженский период военных действий". Подводя итог обсуждению вопроса о беженцах в Совете министров, A.M. Яхонтов приводит точку зрения нескольких министров. Стратегия выжженной земли, на обширных территориях проводившаяся Ставкой, стратегия, которой правительство бессильно было противостоять, наряду с поражениями на фронте, углубляла развал внутри России.* В потоке беженцев министры выделяли три главных категории:

Во-первых, евреи, которых, вопреки неоднократным указаниям Совета министров, поголовно гонят нагайками из прифронтовой полосы, обвиняя их всех, без разбора, в шпионаже, сигнализации и иных способах пособничества врагу. Конечно, вся эта еврейская масса до крайности озлоблена и приходит в районы нового водворения революционно настроенною; положение усложняется еще тем, что местные жители, без того все тяжелее испытылаю-щие бремя военных невзгод, встречают голодных и бездомных евреев далеко не дружелюбно. Во-вторых, служебный персонал гражданских и тыловых военных учреждений с десятками вагонов грузов; в то время, как десятки тысяч народа плетутся пешком около железнодорожного полотна, мимо них проходят поезда, нагруженные диванами из офицерских собраний и разным хламом, включительно до клеток с канарейками птицелюбивых интендантов. В-третьих, добровольные беженцы, в большинстве случаев гонимые слухами о необычайных зверствах и насилиях, чинимых немцами... Людей отрывают от родных гнезд, давая на сборы несколько часов, и гонят в неведомую даль. У них же на глазах поджигаются остающиеся запасы, а нередко и самые избы. Легко понять психологию таких принудительных беженцев. .. И вся эта сбитая с толку, раздраженная, измученная толпа сплошным потоком катится по всем путям, мешая военным пе-редаижениям и внося в тыловую жизнь полнейший беспорядок. Тащатся с нею повозки с домашним скарбом, бредет скот... Люди сотнями мрут от голода, холода, болезней. Детская смертность достигает ужасающих размеров. По сторонам дорог валяются непогребенные трупы и т.д. и т.п.

Через несколько дней, 4 августа 1915 года, на заседании Совета мини-стров вновь оплакивали положение беженцев, на этот раз особо упомянув о евреях. Подробно остановившись на условиях, в которых проводится принудительная эвакуация. Яхонтов дает на основании сделанных несколькими министрами докладов общую картину:

Со времени развития нашего отступления Совету министров неоднократно приходилось сталкиваться с вопросом о евреях. В Ставке сложилось убеждение, что еврейское население на театре войны является средоточием шпионажа и пособничества неприятелю. Отсюда возникла мысль о необходимости очищать прифронтовую полосу от евреев. Применение этой меры началось в Галиции. Тыловые власти стали высылать тысячи и десятки тысяч австрийских евреев во внутренние русские губернии. Производилось это, конечно, не добровольно, а насильственно. Евреи изгонялись поголовно, без различия пола и возраста. В общую массу включались и больные, и увечные, и даже беременные женщины. Слухи об этой мере и сопровождавших ее насилиях тогда же распространились как в России, так и за границей. Влиятельное еврейство подняло тревогу. Союзные правительства начали протестовать против подобной политики и указывать на опасные ее последствия. Министерство финансов почувствовало различные затруднения в проведении финансовых операций. Совет министров неоднократно, как в письменной форме, так и в порядке устных сношений через председателя и отдельных министров обращал внимание Верховного Главнокомандующего и генерала Янушкевича на необходимость отказаться от преследований еврейской массы и огульного обвинения ее в измене, поясняя, что этого требуют как внутренние, так и международные соображения. Однако, Ставка оставалась глухой на всякие доказательства и убеждения. Напротив, когда наше отступление повлекло за собой очистку уже русских губерний, то сначала в Курляндии, а затем и в других местностях, принудительное еврейское переселение выполнялось в массовых размерах особо для этого назначаемыми воинскими отрядами. Что творилось во время этих эвакуации - неописуемо. Даже непримиримые антисемиты приходили к членам правительства с протестами и жалобами на возмутительное отношение к евреям на фронте. В конце концов, в тех входивших в черту оседлости губерниях, куда выдворялись гонимые военными властями беженцы, становилось невыносимым жить не только пришлому разоренному люду, но и самому коренному населению. Обостри­лись всевозможные кризисы — продовольственные, квартирные и прочие. Появились заразные болезни. На местах настроение принимало все более тревожный характер; евреи озлоблены на всех и на вся, а жители на непрошенных гостей, к тому же объяв­ленных предателями и изменниками, и на порядки, при которых существовать у себя дома становится невозможным. Еврейская интеллигенция и объединенные с нею русские общест­венные круги возмущены до крайней степени; печать, думские фракции, различные организации, отдельные видные представи­тели русского еврейства требуют от правительства решительных шагов для прекращения массовых преследований. В союзных странах, и особенно в Америке, раздаются горячие призывы помочь страждущим в России евреям, собираются митинги протеста против племенного утеснения и т. д. Последствия этого движения - возрастающие препятствия в получении кредитов и на внутренних, и на иностранных рынках.

В этой угрожающей атмосфере министр внутренних дел князь Щерба­тов настаивал на том, чтобы Совет министров принял немедленные меры для исправления положения:

Наши усилия вразумить Ставку остаются тщетными. Все до­ступные нам способы борьбы с предвзятыми тенденциями исчерпаны. Мы все вместе и каждый в отдельности неоднократно и говорили, и писали, и просили, и жаловались. Но всесильный Янушкевич считает для него необязательными общегосударст­венные соображения. Б его планы входит поддерживать в армии предубеждение против всех вообще евреев и выставлять их как виновников неудач на фронте. Такая политика приносит свои плоды, и в армии растут погромные настроения. Не хочется этого говорить, но мы здесь в своей среде, и я не скрою подо­зрения, что для Янушкевича евреи едва ли не являются одним из алиби.

Еще раз подробно остановившись на ужасах принудительной высылки, Щербатов отметил, что высылка угрожает усилить революционное настрое­ние среди евреев. Но главным доводом в пользу практических мер для облегчения страданий беженцев были трудности, с которыми встретилось правительство при получении кредитов в стране и за границей. Щербатов предлагал снять запрет с поселения евреев во всех городках и городах империи. Предложение предоставить евреям свободу передвижения ограничивалось городскими центрами из-за антисемитизма местного сельского населения, который правительство не могло контролировать. Но даже это предложение казалось слишком радикальным военному министру Поливанову, утверждавшему, что селить евреев в городах с казацким населением слишком опасно: это могло привести к волне погромов. Наконец, разумное предложение Щербатова было принято кабинетом, голосовал против министр путей сообщения Рухлов. Кривошеин пытался придать опенок торжественности принятию предложения Щербатова: он сослался на разговор, который однажды имел с покойным графом Витте. Витте сказал Кривошеину, что "предоставление евреям права свободного жительства в городах по всей империи равносильно разрешению еврейского вопроса". Впечатление от вмешательства Кривошеина было несколько испорчено цинической шуткой государственного контролера Харитонова. Он поинтересовался, не ожидают ли министры затруднений с полицией: новая проеврейская мера лишит приставов и околоточных хорошего дохода. Они могут устроить забастовку протеста против "насилий над ними правительства или же произведут погромчики для доказательства несоответствия принятой меры желаниям истинно русских людей".