Григорий Сковорода - БЛАГОДАРНЫЙ ЕРОДИЙ (аист)

Пишек. Отрыгну слово эллинское (мала эй) или турецкое пек эй. - "Очень хорошо". "Благо же"! Но пытливая пиявка разнообразно из окружающего может ведь мало-помалу насосать себе много добреца, но уже сухая ваша, немазаная, по пословице, и немая благодарность, скажи, молю, какие вам принесет плоды? Чинок ли, или грунтик, или монетку, что ли? Скажи, умилосердись!

Еродий. Она нам не приносит многих плодов, но один великий.

Пишек. В одном не много ведь добра найдешь.

Еродий. Отец наш говорит, что все всяческое, всякая величина и всякая сплетка, сплетающая множество, не есть блаженна; только блаженное есть одно то, что едино только есть. На сем едином, сего же ради и святом, птица обретет себе дом и горлица гнездо себе; еродиево же жилище предводительствует ими. "Окаянен (говорит) всякий человек есть и всуе метается, не обретший единой".

Пишек. Да подай же мне в руки оное твое единое!

Еродий. Премудрая и целомудренная госпожа! Наше добро в огне не горит, в воде не тонет, тля не тлит, вор не крадет. Как же вам показать? Я единосердечен отцу и в том, что счастья и несчастья видеть нельзя. Обои они дух есть, проще сказать, мысль. Мысль в сердце, а сердце с нами, будто со своими крыльями. Но сердце невидимое. Погода ли в нем и весна, и брак или войны, молния и гром, не видно. Однако-то и прельщение, когда несчастных счастливыми, вопреки же, блаженных творим бедными.

. Пишек. Однако я ничему не верю, пока не ощупаю и не увижу. Такова у меня с молодецких лет мода.

Еродий. Сия мода есть слепецкая. Он ничему не верит, пока не ощупает лбом стены и падает в ров.

Пишек. По крайней мере назови именем духовное твое то единое. Что оно?

Еродий. Не хочется говорить. Конечно, оно вам постылой кажется пустошью.

Пишек. Сделай милость, открой! Не мучай.

Еродий. Оно по-эллински называется "эвфросина".

Пишек. Но протолкуй же, Христа ради, что значит это твое выражение?

Еродий. Будете ведь смеяться.

Пишек. Что же тебе нужды? Смех сей есть приятельский.

Еродий. Оно есть веселье и радость.

Пишек. Ха! ха! ха! ха! Христа ради, дай мне отдохнуть,.. Уморишь смехом… Здравствуй же и радуйся, гол да весел! Ты мне сим смехом на три дня здоровья призапас.

Еродий. Для меня ведь лучше веселье без богатства, чем богатство без веселья.

Пишек. О мать божья, помилуй нас!.. Да откуда же тебе радость сия и веселье? Оттуда, что ты гол? Вот! В какую пустошь ваша вас приводит благодарность. Хорошо веселиться тогда, когда есть чем. Веселье так, как благовонное яблочко. Оно не бывает без яблони. Надежда есть сего яблока яблоня. Но не тверда радость, ветрено веселье есть что? Пустая меча - мечтанная пустыня, сон встающего.

Еродий. Воистину так и есть. Всяк тем веселится, что обожает, обожает же то, на что надеется. Павлин надеется на красоту, сокол на быстроту, орел на величие, еродий же веселится тем, что гнездо его твердо на едине. Порицаете во мне то, что я гол да весел. Но это же то самое веселит меня, что моя надежная надежда не в богатстве. Надеющийся на богатство в кипящих морских волнах ищет гавань. Радуюсь и веселюсь, что гнездо наше не на сахарном ледке, не на золотом песке, не на буйном возке, но на облачном столбе возлюбленного храма, красящего скалу, скалу алмазную, святого Петра скалу, которую адовы ворота вовек не одолеют. Впрочем, в какую суету наша вводит нас благодарность? Не клевещите на нее. Она никогда не низводит в ворота адовы. Она избавляет от врат смертных. Благодарность вводит в ворота господни, неблагодарность - в адские, возлюбив суету мира сего больше бисера, который суть заповеди господни, и путь нечестивых, как свинья болото, лредызбравшая вместо пути, которым ходят блаженные непорочные. Что есть оный бог: "В них же бог мира сего ослепил разум"? Бог сей есть неблагодарность. Все духом сим водимые, как стадо гергесейское, потопляются в озере сует и увязают в болоте своих тленностей, едящие дни жизни своей и, не насыщаясь, жаждущие, ропотливые и день ото дня неблагодарные; пока не искусили Божьи заповеди иметь в разуме и презрели вкусить ангельского сего хлеба, услаждающего и насыщающего сердце; сего ради предаст их высший во свиные мудрствования искать сытости и сладости там, где ее не бывало, и бояться страха, где же не было страха, дабы из единой несытости 300 и из единой неблагодарности 600 родилось дочерей в истомление и мучение сердцам и телесам их и в исполнение Исайиный слов: "Сами себе разожгли огонь вожделений ваших, ходите же в пламени огня вашего и опаляетесь". Не гордость ли низвергла сатану в преисподнюю бездну? Она изгнала из рая Адама. Что же есть рай? Что есть благовидная светлость высоты небесной, если не заповеди господни, просвещающие очи? Что же опять есть гордость, если не бесовская мудрость, предпочитающая драгоценные одежды, сластные трапезы, светлые чертоги, позолоченные колесницы и как бы престол свой прославляющая выше скипетра и царства Божьего, выше воли и заповедей его? Не только же, но и все служебные духи (читай, науки мирские) возносятся и восседают выше царицы своей, выше Божьей премудрости. Кто есть мать сих блудливых и прозорливых бесиков? Гордость. Гордости же кто мать? Зависть. Зависти кто? Похоть. Похоти же кто? Неблагодарность. Неблагодарности же кто? Никто! Тут корень и адское дно. Сия адская душонка, жадная утроба, алчная бездна, рай заповедей господних презревшая, никогда и ничем не удовлетворяется, пока живет, пламенем и хворостом похотей опаляется, по смерти же, горя, жжет углем и пеплом своих вожделений. Ибо что есть сердце, если не печь, горящая и дымящая вечно? Что же опять есть смерть, если не из снов главный сон? Ибо беззаконную душу, не спящую ведь во внутреннем судилище, зерцалом, тайно образующим живо беззакония, тайно уязвляет свежая память, во сне же горя ужасными мечтами, страшными привидений театрами и дико-образующими страшилищами смущает и мучит та же вечности памятная книга, грозя достойной местью. Из неблагодарного сердца, как из горнила вавилонского, похотливый огонь, пламенными крыльями развеваясь, насилием сердце восхищает, да, что ненавидит, то же и творит, и тем же мучается. Ибо ничто ни есть вечная мука, только самому себя осуждать, быть достойным мести. Грех же достоинством, как жалом уязвляет душу покрывающей тьме и находящему страху. Налетает же страх оттуда, как помыслы, не обретая помощи, как гавани, и не видя ни малого света надежды; помышляя, ужасаясь, рассуждая, недоумевая, как бы получить исход злоключению… Отсюда раскаиваются без пользы, болят без отрады, желают без надежды. Вот сей есть исход сердцу неблагодарному!

Пишек. Ба! Как балалайку, наладил тебя твой отец. Бряцаешь вовсе не глупо. Для тебя мило, что сердце то же, что печь.

Еродий. Всякое сердце есть жертвенник, огнище или камин…