Григорий Сковорода - БЛАГОДАРНЫЙ ЕРОДИЙ (аист)

ГРИГОРИЙ ВАРСАВА (вар-сын, сава-покой) СКОВОРОДА

Проживая дни жизни по такому Сираховскому статуту; "Блажен муж, который в премудрости умрет и который в разуме своем поучается святыне, размышляя о путях ее в сердце своем, и в сокровенном ее уразумится", сплел я в это 1787-е лето маленькую плетеницу, или корзинку, нареченную "Благодарный Еродий". Се тебе дар, друг! Прими его, Еродия, по-еродиевому, прими парящего и сам сущий парящий. Прими сердцем Еродиево сердце, птица птицу. "Душа наша, как птица". Да будет плетенка эта зеркалом тебе сердца моего и памяткой нашей дружбы в последние годы. Ты ведь отец и сам птенцов твоих воспитываешь. Я же друг твой, принесший плетенку эту. В ней для молодого ума твоих птенцов обретешь хлеб пресный от таких хлебов: "Хлеб сердце человеку укрепит". Все в них зерно это так: живет среди вас нечто дивное, чудное, странное и преславное, должное явиться в свое ему время. Вы же с благословением ждите, как рабы, ожидающие господина своего… Ничто же есть Бог, только сердце вселенной; наше же сердце нам же есть Господь и дух. Это домашнее они свое благо со временем узнав и пленившись прекрасною его добротой, не станут безобразно и бесновато гоняться за мирскими суетами и во всех злоудачах смогут утешиться такой Давидовой песенкой; "Возвратись, душа моя, в покой твой и пути свои посреди себя упокой с Исайей". Ибо ничем бездна сия - сердце наше - не удовлетворяется, только сам собой, и тогда-то в нем сияет вечная весна радости. Таковые сердца родив птенцам твоим, будешь им сугубый, то есть истинный, отец; дети же твои будут истинные, благодарные, благочестивые и самодовольные еродии. Прочее же подобает нечто сказать о еродийской природе. Они подобны журавлям, но светлейшее оперение и коралловый или светло-красный нос. Имя это еродий есть эллинское, значит боголюбный, иначе зовется пеларгос и ерогас, по-римски - кикония, по-польски - боцян, по-малороссийски - гайстер. Сия птица освятилась в богословские гадания ради своей благодарности, прозорливости и, человеколюбия. Поминают ее Давид и Иеремия. Они кормят и носят родителей, особенно же престарелых. Гнездятся на домах, на церквах, на их шпилях и на башнях, то есть горницах, пирамидах, теремах, вольно, вольно. В Венгрии видел я на камнях. Гадание - по-эллински символен. Первый символ составляет она сей: сидит в гнезде, на храме святом утвержденном. Под образом подпись такова: "Господь утверждение мое". Второй СИМВОЛ: СТОИТ ОДИН ЕРОДИЙ. ПОДПИСЬ СИЯ:

"Ничего нет сильней благочестия". Третий символ - Еродий терзает змея. Подпись: "Не возвращусь, пока не скончаются". Сии три символа да будут знамением, гербом и печатью книжицы сей. Она совершилась в первую квадру первой луны осени.

"Там птицы возгнездятся". "Еродиево жилище предводительствует ими". (Псалом). "Еродий познал время свое" (Иеремия).

"Придите, дети, послушайте меня, страху господнему научу вас" (Давид).

"Если сердце наше не осуждает нас, дерзновение имеем" (Иоанн).

"Сын! Храни сердце твое, люби душу твою" (Сирах).

"Человек в чести сущий не разумеет…" (Давид).

"Всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, во плоти пришедшего, не от Бога" (Иоанн).

"Еродий познал время свое, Израиль же меня не познал" (Иеремия).

"Неблагодарное упование, как иней зимой, растает и разольется, как вода ненужная" (Соломон).

В ней разглагольствует обезьяна с птенцом еродиевым о воспитании.

Обезьяна, по древней своей фамилии именуемая Пишек. Она в африканских горах на рясном и превознесенном дереве с двумя своими детьми неделями сидела. В то же время пролетал мимо молодой Еродий. Госпожа Пишек, увидев его: "Еродий, Еродий! - воззвала к нему, - друг мой Еродий, сын Пеларга! Радуйся! Мир тебе! Хшре! Сапам алейкум!.,"

Еродий. А-а! Всемилостивая государыня! Бон-жур! Кали имера! День добрый! Покорный слуга! Дай Бог радоваться! Salve!" Спасайся в Господе!…

Пишек. Ли, друг ты мой! Радуюсь, что начал говорить многими языками. Видно, что ученый обучал попугай. Куда Бог несет?

Еродий. Лечу за пищей для родителей.

Пишек. Вот беда! Ты ли родителей, а не они тебя кормят?

Еродий. Это не беда, но веселье и блаженство мое. Они кормили меня в молодости моей от молодых ногтей моих, а мне подобает кормить их при их старости. Это у нас нарицается возблагодаривать, или взаимно пеларгствовать, и эллины весь наших птиц род называют пеларгос. Но мы их не только кормим, но и носим за немощь и старость их.

Пишек. Чудо преестественное! Новость, редкость, раритет, необыкновенность, каприз, странная и дикая дичь… Сколько вас у отца и матери детей?

Еродий. Я и меньший брат мой Ерогас и сестра Кикония.

Пишек. Где вы обучались в отроческие лета?

Еродий. Нигде. Меня и брата обучал отец, а мать - сестру.

Пишек. О мой Бог! Везде цветут славные училища, в которых всеязычные обучают попугаи. Для чего он вас не отдавал? Он не убог. Как быть без воспитания?

Еродий, Для того же самого нас воспитывали родители.

Пишек. Да его ли дело учить и воспитывать? Разве мало у нас учителей?

Еродий. Он сам великий к сему охотник, а мать ему во всем последует. Он славословит, что две суть главные родительские должности сии: "Благо родить и благо научить". Если кто ни единой из сих двоих заповедей не соблюдал, ни благо родил, ни благо научил, сей не отец дитю, но виновник вечной погибели. Если же родил, одно благо, но не научил, таков, говорит, есть полуотец, как достойно есть полумать, чревородившая, но не млекопитавшая, даровавшая половину материнства своего кормилице и погубившая половину детолюбия. Если-де место владыки сидением рабским бесчестится, как не безобразится отеческая должность, исправляемая рабом или наемником? Пусть же отец извиняется скудостью времени, прощается тогда, когда обретет лучшее дело. Но ничего нет лучше благого воспитания: ни чин, ни богатство, ни фамилия, ни милость вельмож, разве только благое рождение. Оно единое есть лучше всего и сего, как семя счастью и зерно воспитанию.

Пишек. Благо родить разумеешь ли что?

Еродий. Не знаю. Знаю же, что он это поставляет известным для единых избранных Божьих. Иногда-де в убогом домике, исполненном страха Божьего, друг роду человеческому благо родится человек, не всегда же и в царских чертогах. Да разумеем, что не красота мира сего, не тварь какая-либо, но единая благодать Божья благому рождению виновата бывает, и что благородство не годами к нам прицепляется, но рождается зерно его с нами. Знаю же и то, что мой отец, разъярен и: "за какого-либо негодяя стреляет в него сими