Владимир Чачин - Король с Арбата

- Можно мне туда? - спрашивает Славик.- Я буду очень тихо. Я воды в рот наберу. Вот хотите - прямо из этого графина.

Наташа улыбается, Славика по голове треплет:

- Можно, Славик.

- А нам? Мы ведь не комсомольцы.

Она на часы смотрит, потом снова читает наш пригласительный билет.

- А как же кино?

- Ну, кино после вечера.

- После вечера я не смогу,- почему-то виновато говорит Наташа.- Меня ждут.

- Кто?

Наташа мнется, не отвечает.

Лидочка тихонько меня толкает. Я - Леву. Лева - Мишку. А Мишка - Женьку. Только Славик ничего не понял, головой вертит:

- А вы скажите, что с одним революционером в темноте встречались, и все.

Наташа отворачивается, ищет рукой телефон, потом в окно смотрит, пальцем по стеклу водит. Мне кажется, она беззвучно хохочет. Успокоилась. Повернулась к нам какая-то вся ясная, повеселевшая.

- Ну, ребята, пошли. А кино давайте на завтра.

Вот она, наша пятнадцатая школа. В Москве школ много. А вот наша - пятнадцатая - самая лучшая. Она старенькая. В ней раньше гимназия была. И нам рассказывали, что в революцию в этой школе бои были. То белые ее занимали, то красные. А вот теперь мы. Мишка, Лева, Женька, Лидочка, Славик и я. И еще Лариска. Ну, и Гога из дом пять.

Вошли в школу. Ой, какая она вдруг маленькая! У лестницы на полу большой плакат сохнет; «Добро пожаловать!» Над плакатом важные старшеклассники согнулись, подмазывают кисточками буквы, прищуриваются, покашливают.

Мы идем за Наташей в физкультурный зал. С ней все здороваются, все ее знают. Я вижу нашу учительницу по русскому и литературе Пелагею Васильевну. Еле удержался, чтоб не кинуться к ней. Спрятался за колонну. Еще скажет, что нам нельзя на этот вечер. Прошла мимо. Остановилась. С кем-то заговорила. Я на нее смотрю. Все такая же она, только одета по-другому. Добрая. И улыбается все так же.

- Пелагея Васильевна!-не удержался я и скорее за другую колонну. Она по сторонам смотрит, руками разводит, вся такая радостная, хорошая. Может быть, мой голос узнала.

В физкультурном зале одни старшеклассники. Наташа сразу потерялась, а нас в угол зажали и еще подозрительно осматривают. Все больше на Славика косятся.

- Ты почему здесь, шкет,- больно щелкает его по затылку длинный, лопоухий, весь в прыщах старшеклассник.- Мелюзге сейчас нельзя.

- Ему можно,- выручает Лидочка,- он сын директора школы.

Лопоухий пожал плечами, очень удивился:

- Я знаю его сына, мы с ним в одном классе. Это не тот.

- А этот недавно родился,- убеждает Лидочка.

Лопоухий отошел к своим товарищам, что-то им пошептал, и они все с интересом уставились на Славика. Потом лопоухий протиснулся к Славику, протянул ему перочинный ножичек.

- На, в подарок. Карандаш точить. Я не хотел тебя обидеть, мальчик. Стой, пожалуйста. А спросят дома, где взял, скажи - я подарил. Фамилии не надо, а наружность опиши.

- Угу,- соглашается Славик и сразу увлекся ножичком.

Вдруг в зале гаснет свет. В темноте голос Наташи. Она говорит о том, что сейчас комсомольцев школы будет приветствовать немецкий коммунист.

Ничего из его слов разобрать нельзя, а вот по голосу, по тому, как он то громко, то тихо говорит, я себе представил, что ему было очень трудно пробраться к нам, в Советский Союз. Я даже услышал, как он перепиливал решетку и по нему стреляли фашисты. И еще он, конечно, говорит, что немецкие рабочие никогда не начнут войну с советскими рабочими.

Он закончил. Мы все хлопаем. Старшеклассники кричат: «Рот фронт!»

Потом учительница по-немецкому стала переводить. И надо же! Все совпало. Как я думал, так и есть.

Мы опять долго хлопаем. Вспыхивает свет. За красным столом только Наташа, наш директор школы и учительница по немецкому языку.

В зале нарастает торжественная и какая-то очень тревожная песня. Словно чапаевский горнист зовет дивизию в атаку:

Заводы, вставайте,

На битву шагайте…

Я смотрю на Мишку. Он весь подтянулся, руки по швам, глаза направлены куда-то далеко-далеко, может быть, туда, откуда бежал немецкий коммунист. Мишка поет как-то очень сурово, даже грозно:

Не страшен нам белый

фашистский террор,

Наш лозунг - всемирный

восстанья костер.

Так же торжественно поют все ребята, и только Славик стоит молча, крепко зажав в руке свое оружие - маленький перочинный ножичек.

Из школы мы вышли вместе с Наташей.

Она смотрит на часы, торопится:

- Мне к метро, ребята.

- Мы вас проводим.

Наташа разрешает только до угла.

- А теперь я сама дойду. Спасибо.- Она быстро жмет нам руки, делает пионерский салют и исчезает за углом.

- Пошли за ней,- предлагает Мишка.

- С ума сошли,- говорит Лидочка,- дети. Какое вам дело, кто ее ждет? Ну-ка, домой.

- А я знаю,- тоскливо говорит Женька,- ее какой-нибудь парень ждет.

- А тебе что? - набрасывается Лидочка.

- Ну, все-таки… Ведь она же наша, Наташа… Нельзя так.

- Что нельзя?

Женька переминается, на нас смотрит.

- Эх, была бы сейчас зима,- вздыхает Мишка,- я бы ему снежком залепил.

- За что?

- Да так просто. Пусть с ней не ходит.

- Вот дикари! - громко удивляется Лидочка.- А ну, марш домой!

Идем гуськом друг за дружкой. Мишка приотстал, все оглядывается.

- А все-таки жаль, что сейчас не зима,- переживает он.

Утром будят очень рано. За окном еще не ходят трамваи. В комнате все серо.

- Скорее,- торопит мама.- Поближе очередь займем. Она пересчитывает деньги, прячет их куда-то под синий

платок, мне сует авоську, будит Нонку:

- Ну, мы пошли за костюмом.

Нонка что-то бормочет, поворачивается к стенке.

Выходим во двор. Кругом все тихо. Даже воробьи спят.

Из Мишкиного парадного выходит военный. Я было поднял руку для салюта, но это не летчик. У него другая форма. И он какой-то весь хмурый. Руку держит на расстегнутой кобуре. За ним показывается Мишкин отец. Увидал нас с мамой, как будто что-то сказать хотел, да только слабо улыбнулся, махнул рукой. За его спиной еще один военный. На нас строго посмотрел, ладонью подтолкнул летчика в спину. Скрипнула калитка и закрыла всех троих. За воротами вдруг затарахтел мотор отъезжающей машины.

Мне страшно.

- Что это, мама? - трогаю ее за рукав. Она стоит, не слышит.

В раме окна - белый Мишка.

- Что это, мама?

Она все так же стоит, зябнет.

К нам бежит Мишка. Уткнулся в мамину грудь, дрожит.

- Ничего, Мишенька, ничего, сыночек,- гладит его по голове мама.- Разберутся… все будет хорошо… Ничего, сыночек.

Спотыкаясь, выходит Мишкина мама. Она в одной тапочке.