Владимир Чачин - Король с Арбата

Нонка:

- А ты бы не подписывалась.

- Стыдно. Ведь у нас все подписываются.

Нонка тяжело вздыхает:

- У Алешки скоро экзамены. Ботинки бы ему новые.

- Я тапочки присмотрела,- говорит мама.- На резине, но аккуратные, синенькие.

- Может, мне все-таки бросить институт,- задумывается Попка. - Уйду работать,

- Что ты? Что ты? - пугается мама.- Я на дом белье начну брать. Как-нибудь,…

- Не надо брать на дом,- говорю я,- я пойду работать. Вот и все.

Кто- то за занавеской чуть всхлипывает.

- Тише вы,- говорю я.- Дайте поспать человеку. За занавеской тихонько смеются.

- Спи, Алешенька,- говорит мама,- спи, сынок.

Мы почти забыли про наш киноаппарат: приближаются экзамены. Наши первые в жизни экзамены.

Во дворе, прямо на земле и даже на асфальте тротуаров нашей улицы мы чертим щепкой, мелом или просто кирпичным осколком фигуры треугольников, ромбов, параллелограммов, обозначаем их углы буквами и начинаем друг другу доказывать, почему эта бойкая, шустрая биссектриса «бегает по углам и делит угол пополам».

Славик со своей компанией сейчас от нас на почгатель-ном расстоянии. Создает во дворе тишину и, когда надо, тщательно стирает подошвой написанное, отходит, уступает место следующему азартному математику.

Иногда он намекает Лидочке, что неплохо бы из денег, что хранятся для покупки кинопленки, сделать вычитание. Например, для покупки пугача системы «Маузер».

Лидочка неумолима. Славик недолго думает и предлагает снова:

- А давайте купим самокат. Аппарат перевозить. Лидочка отказывается.

- Ну, хоть что-нибудь купим,- изнывает Славик.

- Зачем?

- Просто так.

Мы решаем положить конец нытью Славика, да и самим нужно уйти от соблазнов купить «что-нибудь». И вот в выходной день мы в фотомагазине закупили на все деньги нашу кинопленку.

Решили начать первую пробу аппарата сразу после экзаменов.

На следующий день первым не выдержал Женька. Только что у меня дома мы с ним выяснили, какие бывают увеличительные суффиксы, как Женька с робкой надеждой спрашивает:

- Может, зарядим и чуть крутнем? А? Я упорствую.

- А чего нам ждать, когда экзамены кончатся? - горячится Женька.- Понимаешь, мне ничего сейчас в голову не лезет. Вот ты рассказываешь про увеличительные суффиксы, а для меня они уменьшительные. Да хоть бы они совсем исчезли. Давай крутнем? А?

Я раздумываю.

- Знаешь,- торопится Женька,- я тебя сниму. Ты будешь руки и ноги поднимать. Идет?

Мы осторожно пробрались через двор в наш сарай, закрылись. Не успели зарядить кусок пленки, как в дверь отчаянный стук. Мы замерли.

- Откройте,-это голос Левы,- вы что там делаете?!

Мы молчим.

- Откройте сейчас же! Я тоже хочу крутнуть.

- Лева,- не выдержал я,- Лева, шел бы ты заниматься, Ученье - свет, неученье - тьма.

Теперь уже в дверь колотят сильнее, и мы слышим голос Лидочки:

- Думают, что я их из окна не видела?

- Ну, и входи, - говорю я.

- Ну, и войду. Только сначала дверь откройте.

Открыли.

- Заряжаете?

- Не мешай.

Женька обернулся, сердится:

- На зубцы не попадает.

- Ты поторопись,- советует Лидочка,- попадет.

Опять в дверь стучат.

- Пустите! - пищит Славик.

- Ну, входи, молекула!

Славик уселся на поленьях, притих.

- Ну, что у вас тут не получается? - спрашивает хозяйкой Лидочка.- Какие зубцы? - и лезет в наши шестеренки.

- Не лезь! Прищемит!

А она лезет.

- Не лезь, пискля!

- Я не пискля,- повернулась Лидочка.- Ты пискля.

Значит, я пискля……Ни у кого в батальоне не осталось санитарных пакетов… Котелок каши выдают с верхом на каждого бойца: повар не стратег. Не мог предвидеть наших потерь. Засыпал полный котел, и ладно.

Настроение подавленное. Люди словно оцепенели. Не хочется говорить, не хочется слушать. Григория Ивановича нет. Вызвали зачем-то на командный пункт.

И вот тут в окопе показался наш любимец, балагур, сержант Березко. Рука на свежей перевязи, а сам веселый. Ему все нипочем. Лишь бы сейчас не рассказывал своих басен. Не время.

- Ну, как?- спрашивает он и глазами ищет место. Мы угрюмо подвинулись. Он уселся на корточках, большой, грузный. За ворот шинели земля сыплется - не замечает.- Григорий Иванович прислал настроение вам поднимать,- крутит он головой во все стороны.- А как, не сказал.

Мы молчим. И только Женька Кораблев сказал хмуро:

- Давай, начинай как-нибудь.

Березко куда-то вдоль окопа всматривается, беспокойно трогает порот шипели, морщится.

- Ну, так я придумал. Сурприз, как говорят французы. (Он так и сказал «сурприз».)

Мы переглядываемся: может, приказ отойти на отдых?

- Давай не тяни,- просит Женька. Березко не садится, привстал, кому-то крикнул:

- Харченко! Не несут? Направляй в эту роту в пер-ную очередь.

- Знаю,-слышим мы. Березко уселся поудобнее, взглянул на часы, сказал:

- Минут через пять отправитесь домой, но не надолго, потом опять в строй.

Он опять привстал, приставил руку рупором:

- Харченко! Ну, где ты там?

- Несу! - слышим мы.

И ндруг вдоль окопа понеслось:

- Почта! Почта пришла! Рота зашевелилась, ожила.

Раньше я никогда не думал, сколько может принести людям желанного, теплого обыкновенный конверт. И даже не надо спрашивать товарища, что он сейчас читает в письме.

Кажется, сами строчки писем медленно проплывают по лицам бойцов. Увлажняют глаза, тихо трогают губы, заставляют смотреть на наш разбитый окоп далеким невидящим потеплевшим взглядом.

Березко перебрал груду конвертов, безнадежно махнул рукой, вздохнул, отвернулся: ничего нет нашему сержанту. Он собирает оставшиеся письма, не нашедшие своих хозяев, складывает их в каску, сердится:

- Харченко! Ну где ты? Пошли доложим политруку: задание выполнено.

У меня в руках письмо. Много листочков из тетради «в клеточку». На листках ни единой цензорской помарки. Может, проскочило письмо мимо цензора, а может, там поняли, что письмо материнское и никаких военных тайн не содержит.

В темноте с трудом разбираю строчки.

Мать пишет, что Москву уже бомбили.

«Ничего не страшно. Только сирена противная. У нас во дворе никто из женщин не испугался. Спрятались все в метро. А когда вылезли, то узнали, что одна бомба попала в дом в Проточном переулке. Знаешь, такой большой, серый, на углу? Наши женщины ходили смотреть и я с ними. Не очень страшно. Вот только странно видеть разбитый дом, а на дверях объявление управдома: просит в срок уплатить за квартиру.