Гай Орловский - Принц – Консорт

– Выход есть всегда, – возразил я, – даже два.

– Какие?

Я не ответил, продолжая спускаться по трещине, явно природной, руки человеческие не касались, это видно.

– И куда мы? – спросил он наконец в спину. – Зачем?

Я ответил с неуверенностью:

– Сам не знаю точно, однако… есть мысль…

– Какая?

– Точно даже не скажу, – сообщил я, стараясь держаться пусть не слишком уверенно, что в этой ситуации будет выглядеть глупо, но хотя бы не растерянным, – не люблю все эти ощущения, мерехлюндии, смутные образы… но, возможно, это все результат сложнейших вычислений в мозгу, слишком ленивом, как вот у меня, чтобы проходить по всем звеньям поочередно, как и положено, а сразу перепрыгивая, выдающем конечный результат.

Он помотал головой, глаза совсем дикие.

– Ничего не понимаю. Я скорее поверю в удачу. Я слышал, она тоже может быть… как бы это пояснее, таким же свойством, как смелость, трусость, хитрость… А у кого-то и вообще как цвет волос или форма носа. Может быть, у вас именно это свойство?

– Бред, – отрезал я, оскорбленный до глубины души. – Хотите сказать вот так красиво, что я – полный дурак, а то и вовсе идиот?

– Ну почему же…

– А кому еще может способствовать удача? – спросил я зло. – Умным да смелым сопутствует успех. Удача – для слабых и тупых.

Он поморщился.

– Ну, вы слишком… категоричны. Я бы вот не отказался и от удачи. Может быть, потому что я не такой гордый?… Все-таки не рыцарь.

– Может быть, – согласился я. – Но я рыцарь. И хотя сам над ними подхрюкиваю и приговариваю с гордостью, что я еще то говно, но вот сейчас, когда мы одни и никто не подслушает точно, могу признаться…

– В рыцарстве?

– Ага, – сказал я, – но только сейчас. Но если кто-то заподозрит меня в рыцарстве… сразу же отопрусь, какой я рыцарь, я политик! Прожженная и циничная шкура, вот я весь такой.

Он прищурился, спросил с подозрением:

– Вы это говорите потому, что намереваетесь меня где-то здесь прибить? Чтобы похоронить свою невероятно стыдную тайну, что вы все-таки где-то в самой глубине своей темной души как бы хороший человек?

– Именно, – ответил я твердо. – Хотя, думаю, возможно, удастся обойтись и без этого… Дух Огня, тебя призывает Тот, Кто Вправе!

Хрейдмар насторожился, но на измученном лице проступило выражение недоверия пополам с надеждой.

Я прислушался, повторил снова, чуть громче и с нажимом:

– Дух Огня! Я, Тот, Кто Вправе, призываю тебя!… Явись и служи!

Хрейдмар прошептал торопливо:

– Не слишком ли категорично? Если это демон, то с ними нужно мягше, мягше…

Я не успел открыть рот для ответа, из темной стены, слабо освещенной моим шариком света, выдвинулся бешено вертящийся черный смерч.

Мы не услышали ни малейшего движения воздуха, а смерч во мгновение ока оказался перед нами. Хрейдмар побледнел и застыл с вымученной улыбкой на лице, а отшатнуться ему не позволила мужская гордость.

– Прекрасно, – сказал я. – Перенеси нас из этого места… в другое. Самое близкое. И… как можно ближе к поверхности… где есть ступеньки наверх.

Из бешено вращающегося вихря донесся четкий голос:

– Отнести из этого места… в другое. Самое близкое. И… как можно ближе к поверхности… где есть ступеньки наверх.

– Все верно, – ответил я.

Хреймдар все-таки вскрикнул, когда наши тела сжало, как тисками, причем, словно туго спеленало, сразу со всем сторон, и почти моментально это ощущение исчезло, как пропал и сам черный вихрь.

Наши подошвы плотно впечатались в поверхность гладкой каменной плиты. Яркий шарик света взмыл над головами, свет озарил как стены с неровными краями и пол, так и ведущие вверх ступени.

Хреймдар прошептал:

– Ого!… Это где мы?

– Не знаю, – ответил я. – Просто наши предки настолько привыкли прятаться от всех невзгод под землю, что здесь целые города. Большинство погибшие, но, думаю, есть и такие, как у подземников, с которыми мы недавно пообщались.

Он зябко повел плечами.

– Но что за демон, – голос его дрогнул, но маг со- брапся с духом и сказал почти бодро: – А чего он повторял за вами слово в слово?

– Наверное, так научили, – предположил я. – А смысл есть, если что не так, скажет: но это же вы приказали! И еще подтвердили, когда я повторил…

– То есть, – сказал он, – он не уверен, что вы отдаете верные указания?

Я буркнул уязвленно:

– Не отставайте!… А то у кабинетных работников, как мне чудится, слабо с дыхалкой.

Ступеньки, не такие уж и стоптанные, хотя и древние, вырубленные экономно, можно двигаться только по одному, да и то нередко задеваешь стены плечами.

Я начал тревожиться, а вдруг наверху все завалено, мне вообще-то можно рискнуть с браслетом Гонца, наверняка он настроен не замечать материальные препятствия, однако Хрейдмар как-то взбодрился, несмотря на тяжелое дыхание и надсадное хэканье, проговорил с трудом:

– Поверхность… близко…

– Откуда дровишки? – спросил я.

Он на лету схватил идиому, буркнул:

– А вы… не чуете?

– Нет, – сказал я честно.

– Воин, – произнес он с великолепным презрением, – а мне уж показалось…

Я открыл рот для резкого ответа и закрыл, ощутив движение воздуха. Наверху блеснула яркая полоска, исчезла за выступом, но когда поднялись еще на десяток ступеней, я отчетливо увидел в узкую щель яркий солнечный свет.

Хреймдар сказал хрипло:

– А все-таки… не отрубили!

– Чего? – спросил я.

– Головы, – ответил он победно. – Вы же сказали, что после выхода из того склепа с парящим в воздухе гробом нам обязательно должны отрубить головы?

– Должны, – согласился я.

– Но вы перехитрили, – сказал он с чувством. – Не стали выбираться наверх и пошли еще глубже… а потом вбок!… Блестящий маневр! Вы перехитрили древнее заклятие!

– Ну, – пробормотал я, – обхитрить удается не всех… Всевышнего многие пытались, но… гм… почему же тогда?… Хотя, возможно, это был не тот гроб… И в нем не тот, на кого я подумал?… Не знаю, мы можем только предполагать, а все знает только Он… сотворивший мир… Уф… как тяжко…

Я протискивался в щель и страшился застрять, не поможет и мое умение ходить сквозь стены, в монолитном камне очень легко потерять направление, а воздух могу задержать всего лишь на три минуты лежа и на две стоя…

Хреймдар шел следом, я слышал его надсадное дыхание, но ему легче, я все-таки помассивнее, приходится и живот втягивать, и воздух из груди выпускать в особо тесных местах.

Выход все ближе, день не солнечный, гучи, но после подземелья кажется ярким и ослепительно радостным.

Я, выдохнув и задержав дыхание, вывалился наружу, упал и жадно хватал всей пастью свежий воздух.

Хреймдар выдвинулся боком и тоже рухнул рядом, перевалился на спину, грудь ходит ходуном.