Дава Собел - ДОЧЬ ГАЛИЛЕЯ

И на этом друзья расстаются, полные надежд на дальнейшее увлекательное обсуждение тех же захватывающих тем в будущем.

Завершая работу над «Диалогами», Галилей предполагал, что текст необходимо будет представить на рассмотрение цензуры. Не только сочинения на столь болезненную тему, как структура Вселенной, но вообще все книги в пределах католической Европы подвергались цензурированию, согласно папской булле, изданной в 1515 г. Львом X. Писатели, желавшие опубликовать свои труды, говорилось в этом указе, должны подавать рукописи для рассмотрения епископу или назначенному им представителю, а также местному инквизитору. Издатели, начинавшие подготовку книги к печати без одобрения этих лиц, подлежали отлучению от церкви, уплате штрафа, а уже отпечатанный тираж надлежало сжечь, Для особого случая, каким являлась Германия, охваченная Реформацией, папа Лев пятью годами позже, в 1520 г., издал специальную буллу, запретив издание любых сочинений, вышедших из-под пера Мартина Лютера, когда бы они ни были созданы.

Римская Инквизиция после реорганизации в 1542 г. взяла на себя наблюдение за издательскими проектами в Италии и в 1559 г. представила первый Индекс запрещенных книг. В 1564 г., после Тридентского собора, были введены более жесткие ограничения, в соответствии с которыми как авторы, так и печатники могли быть отлучены от церкви за издание книг, признанных еретическими. Даже читатели таких текстов подлежали наказанию. Сходным образом продавцы книг обязывались иметь под рукой список всех изданий, находящихся у них на прилавке и на складе, и в любой момент они должны были принять инспекцию, присланную епископом или инквизитором.

Все предыдущие публикации работ Галилея прошли тщательную проверку, поскольку итальянские издатели более строго, чем все остальные, следовали правилам, особенно в Риме, где заседал Трибунал Святой Инквизиции. «Звездный посланник», напечатанный в Венеции, был допущен к публикации особым органом Венецианской республики, известным как Совет Десяти, а также получил одобрение «Почтеннейшего отца Инквизитора, старейшин Падуанского университета и Секретаря Венецианского Сената», и все эти лица клялись, «что в книге, названной "Sidereus Nuncius", написанной Галилео Галилеем, нет ничего противоречащего Святой Католической Вере, принципам или добрым традициям и что она достойна того, чтобы быть напечатанной».

Когда князь Чези готовил публикацию в Риме «Писем о солнечных пятнах», он обсуждал с кардиналом Беллармино проблему возможного опровержения постулата о безупречности Солнца, а сам Галилей дважды согласовывал этот вопрос с кардиналом Конти. Ни один из этих высокопреосвященств не думал, что проблема солнечных пятен смутит цензоров, и книга действительно была без осложнений допущена к печати.

Галилео Галилей. Гравюра Франческо Вилламена.

Институт и Музей истории науки, Флоренция

«Оценщик» также гладко прошел стадию официального обсуждения. Но Галилей подозревал, что содержание «Диалогов» может дать цензорам серьезный повод для беспокойства.

Возлюбленный господин отец! Теперь, когда буря многих наших мучений наконец затихла, я хочу предоставить Вам полный отчет обо всех событиях, ничего не утаивая, потому что, поступая так, я надеюсь облегчить свой разум и заслужить Ваше прощение за то, что последние два письма написала наспех, вместо того чтобы составить их должным образом. По правде говоря, я была наполовину не в себе, потрясенная страхом, который вызывала во мне и во всех нас старшая сестра; женщина сия, одолеваемая приступами странных настроений и настоящим безумием, дважды за последние дни пыталась покончить с собой. В первый раз она ударилась головой и лицом о землю с такой силой, что чудовищно разбилась; во второй раз нанесла себе тринадцать ударов, две раны были в горле, две - в область желудка, остальные чуть ниже. Можете себе вообразить, господин отец, тот ужас, который охватил нас, когда мы обнаружили ее тело, все в крови. Но еще больше нас озадачило, каким образом старшая сестра, при столь серьезных ранах, смогла устроить шум, привлекший наше внимание и побудивший войти в ее келью; затем она попросила вызвать исповедника и во время покаяния подала священнику инструмент, который использовала она, сделала это так, чтобы никто из нас не видел его (хотя, насколько мы можем судить, это карманный нож); так что складывалось мнение что она была безумна и хитра в одно и то же время, и единственно возможный вывод, что таинственная воля Божья заключалась в том, чтобы сохранять ей жизнь, когда по всем естественным признакам сия женщина уже должна была умереть, поскольку раны ее оказались очень тяжелыми, так сказал хирург; в связи со всем происходящим мы должны были присматривать за ней день и ночь. Теперь, когда все остальные пришли в себя, по милости благословенного Господа, и старшая сестра привязана к кровати, хотя продолжает по-прежнему бредить, мы все еще живем в страхе и ожидании новых потрясений.

Помимо всех наших хлопот, я хочу поделиться с Вами еще одним беспокойством, которое тяжело лежит у меня на сердце. После того как Вы были так добры и выслали мне 20 скуди, о которых я просила (я не могла говорить об этом открыто при личной встрече, когда Вы недавно спросили меня, приобрела ли я келью), я шла с деньгами в руках, чтобы найти монахиню, продававшую комнату, полагая, что та, находясь в крайней нужде, охотно их примет, но она внезапно отказалась уступать келью, которая ей самой так нравится, а поскольку мы не заключили соглашение, ничего не вышло, и я потеряла шанс приобрести эту маленькую комнату. Заверив Вас, господин отец, что я смогу получить ее, а потом упустив эту возможность, я весьма встревожилась не только из-за того, что по- прежнему не имею собственного угла, но еще и потому, что представляла себе, как расстроитесь Вы, когда узнаете, что я говорю одно, а происходит совсем иное, хотя в моих намерениях и не было никакого обмана. Кроме того, я не хотела держать у себя эти деньги, причинившие мне столько горя. Когда это случилось, мать-настоятельница столкнулась с некоторыми затруднениями, которые я с радостью помогла ей преодолеть, и теперь она, из благодарности и по доброте своей, пообещала мне комнату той монахини, что заболела - о которой я Вам, возлюбленный господин отец, только что рассказала; келья эта большая и красивая, и она стоит 120 скуди, но мать - настоятельница отдает ее мне за 80, тем самым оказывая личное благодеяние, как она часто поступает по отношению ко мне. А поскольку она прекрасно знает, что я не могу заплатить 80 скуди, то предложила снизить плату на 30 скуди, которые Вы, возлюбленный господин отец, некоторое время назад предоставили обители, так что с Вашего согласия, в котором я не имею оснований сомневаться, ведь эту возможность я не упущу, я буду иметь те комфорт и удовольствие, о которых только могла мечтать, и я знаю, как это важно для Вас. Вот почему я прошу Вас высказать мнение, чтобы я могла дать ответ матери-настоятельнице, которая через несколько дней покинет свой пост, а потому дело надо завершить как можно скорее.