Алексей Ручий - Ком@

Вообще время – всего лишь программа. Обычный файл на винчестере гребаного компа. Однажды Игрок-со-Временем это понял. Задача времени – фиксировать. Считывать реальность и фиксировать ее. В каждой точке. Проще простого. Обычный алгоритм. Игрок-со-Временем нашел этот файл и изменил алгоритм. Для него это было сущей ерундой. С его знаниями он мог бы достичь и большего. Но большего ему было не нужно, ему была нужна лишь Вечность.

Вечность. Еще одно красивое словцо. Она как наркотик, эта Вечность. Как тяжелый наркотик. Героин или даже круче. Манит людей, затягивает. Кто не хочет поторчать на ней, словить кайф вечной жизни? С этой иглы не слезть.

Но одно дело хотеть, другое – иметь. В этом плане Игрок-со-Временем превзошел любого человека на земле. Даже Космос изменчив, а он все такой же, как и был черт знает когда, он не считал.

Он смог остановить время. Получить Вечность. В чистом виде, так сказать. Во внешнем мире, за пределами его дома, менялось все от крошечной пылинки до могущественных империй. Там шли войны, рождались и умирали люди, сменялись времена года, как, собственно и года, да что там года – тысячелетия. Все шло по четкому, отлаженному алгоритму. До сегодняшнего утра.

Сегодня утром он обнаружил эти листья. Обычные листья багряного цвета, сорванные с неведомого дерева, какие бывают осенью. Осень. Он забыл это слово. В его доме, изолированном от внешнего мира, никогда не было осени. Как и зимы, весны или лета. Он был закрыт от всего извне. Заморожен в Вечности. И вдруг эти листья.

Наверное, их занес ветер через печную трубу, но дело было не в этом. Игрок-со-Временем мог запросто растоптать их или сжечь в камине – всех то дел, но что-то заставило его оставить их. Они были частью внешнего мира, иного мира, и теперь этот мир прорвался в его дом. А ведь Игрок-со-Временем уже почти забыл о нем.

Теперь же, глядя на эти лоскутки живого материала, он вдруг понял, насколько он одинок. Он был совсем один в своем огромном доме, где ни одни часы не ходили, и ничто не старело. Он понял, что он, могущественный гений, один на один с Вечностью. А у них, мелких и тленных, был целый мир – мир, вмещающий в себя рождение и смерть.

Листья еще не тронули гниль и тление, верные спутники смерти и упадка, но они уже должны были умереть, у них была смерть. И надежда на возрождение теплой весной в лучах майского солнца.

Чего не мог сказать про себя Игрок-со-Временем. Он просчитался. Отлаженный алгоритм дал сбой. Фатальную ошибку. Игрок-со-Временем был ничтожеством в сравнении с этими двумя жалкими листочками. У него была Вечность – и все, у них –

огромный мир, мир непрерывных превращений, рождения и умирания.

И тогда он сел за компьютер. Игрок-со-Временем моментально нашел нужный файл, открыл его и отыскал необходимые строчки программного кода. Его достижение было перед ним в виде математических символов. Его достижение. И его поражение.

Дрожащими пальцами он выделил эти строчки. Его рука замерла над клавишей стирания. Все или ничего. Смерть или обман. Гнусный наркотик – Вечность. Он нажал ее.

Сначала ничего не произошло. Игрок-со-Временем как сидел в кресле перед монитором, так и остался сидеть. Потом он внезапно почувствовал что-то инородное во рту. Как будто туда запихали салфетку.

Он открыл рот и сунул в него два пальца. Через секунду он к своему изумлению выудил оттуда древесный листок. Обычный листок вроде тех, что он обнаружил в доме с утра. Странное ощущение во рту не прошло. Он повторил процесс и вытащил еще один листок. А за ним еще один. И еще. Он вытаскивал их как гирлянду. И тут внезапно не стало ничего – Игрок-со-Временем разлетелся ворохом палой листвы.

А следом за ним и дом. Стены рухнули, и в воздух взвилась целая туча из листьев. Они закружились, и ветер подхватил их, увлекая в свою привычную игру в кошки-мышки.

«Вальс мертвых женщин, казненных на гильотине

Каждый день звучал, звучит и будет звучать

Я отдам все цветы одной балерине

Отдам и с чистым сердцем пойду умирать»

Эдуард Старков

Море переливалось множеством оттенков холодного синего. Над невысокими гребнями, увенчанными клочьями белой пены, – словно кто-то побаловался с зубной пастой – застыла блеклая дымка. Стоял штиль, день выдался солнечный, но прохладный, - один из последних деньков уходящего бабьего лета, - картина, что называется, умиротворяющая.

Неспокойно было только на сердце Художника. Может, поэтому он уже два с лишним часа сидел перед мольбертом, почти не двигаясь. Образ огромной лиловой тучи, нависшей над морем, вяло шевелился в мозгу, готовый брызнуть дождем (из глаз?), мысли путались, он не мог сосредоточиться. Будет дождь. Несмотря на то, что сейчас небо чистое с редкими ватными облачками, совершенно не предвещающее дождя. Будет дождь…

Пляж был пустынен – сезон окончился – только Художник да небольшая компания молодых людей, что-то праздновавших в стороне – там, где начинались сосны, - были здесь сейчас. Одиноко торчали из песка выцветшие на солнце скамейки, навесы в форме грибков и кабинки для переодевания. Кое-где из песка выглядывали пустые пивные банки, целлофановые пакеты, смятые бумажки и прочий мусор, оставленный исчезнувшими отдыхающими.

Художник пытался рисовать, но ничего не получалось. Он посмотрел на свои руки – они тряслись, хотя он вчера не пил. Только вчера… - подумал Художник, - только вчера… Зато до этого… Привыкший заглядывать в стакан должен быть готовым к тому, что, когда он от него оторвется и оглядится вокруг, мир будет лежать в руинах. У него кризис… Затянувшийся кризис… Черт, будет дождь.

Вчера Художник получил телеграмму от жены. Она просит его приехать. Ей это все надоело, она требует развода. И ребенок (этот чудный цветок шести лет отроду, который будущей осенью уже пойдет в школу) будет жить с ней. Он плохой муж и отец. Пусть живет среди своих картин. Он всегда жил среди них, плюнув на реальность.

Кисть дрожит в руке, так дрожит стрелка компаса, когда к нему поднесут магнит. Холст загрунтован и только ждет мазка. Раз – и масло ложится неровной черточкой, похожее на щербинку. Нет, не то – это нужно рисовать акварелью… Много воды… В этом всем слишком много воды.

Ты просто не можешь сейчас рисовать. Признайся себе, ведь не можешь. Этот чертов кризис. Эти чертовы картины. Вся жизнь коту под хвост…

Над ним с криком пролетела чайка. Художник посмотрел ей вслед. Чайка взмыла, потом выполнила какую-то фигуру птичьего пилотажа, нырнула вниз и, ударившись о воду, снова поднялась, набрала высоту и слилась с белесой дымкой, лежащей над морем. Художник обернулся: компания молодых людей продолжала веселиться, у них было спиртное, они развели костер, до него доносились их смех и пьяные возгласы. Счастливые люди, черт побери.