Олег Жиганков - Римский Лабиринт

«Прекрати быть такой мнительной», — сделала Анна выговор сама себе.

Но уже в следующую минуту её взгляд задержался на интересной паре. Мужчина, которому было под пятьдесят, был одет в дорогой костюм, в рубашке и при галстуке — всё, как полагается у интеллигентов. Худощавый, седой, лысеющий, серьёзный, но, как отметила про себя Анна, не один из великих мира сего. К нему всем телом прижалась молодая, немного лупоглазая девушка, с распущенными русыми волосами, в розовом спортивном костюме и кроссовках. Время от времени она поднимала голову с плеча мужчины, всматривалась в острый профиль своего спутника, шептала ему что-то на ухо, поправляла ему волосы и снова устраивалась на плече…

— Пожирание металла агрессивным окружением. Кончается на «я».

«Коррозия», — почти выругалась про себя Анна.

Анна сразу исключила возможность «папы—дочки». Вариант «муж—жена» тоже не подходил — Анна заметила их ещё в здании аэропорта и видела, что рядом с ними не было ни одной хозяйственной поклажи, кроме маленькой дамской сумочки, но присутствовали несколько красивых, свежих пакетов из фирменных магазинов или бутиков. Это, скорее всего, устраняло вероятность совместного оседлого образа жизни. Не похоже и на курортный роман — было видно, что отношения этих двух людей не новы. Вероятность «девочки по вызову» допустить тоже было невозможно: девушка не проходила по заведённым в этом бизнесе стандартам красоты, да и форма одежды у неё была походно-домашняя.

Мужчина и женщина так контрастировали друг с другом, что взгляд Анны то и дело соскальзывал на них…

— Годы, отданные работе…

«Стаж… Тут какая-то история, — думала Анна. — Впрочем, какое мне-то дело?»

Анне казалось, однако, что ей удалось разглядеть в поведении мужчины и женщины неприметную сразу нежность и какую-то обыденную тревожность, ставшую, по всей видимости, их постоянным третьим спутником.

Когда во второй раз взгляды Анны и мужчины пересеклись, она прочитала в усталых глазах: «Да-да, это то, что ты думаешь. Грустно, а что поделать?»

«Да, они — типичные москвичи. Он, скорее всего, пятое-десятое лицо в какой-нибудь фирме, а она, по всей видимости, студентка…»

— Закавыченная мысль…

«Цитата», — ответила про себя Анна и закрыла глаза. Она подумала о Толяне.

У него на глазах она вырастала, а он, несмотря на свои толстые очки, этого не замечал: не видел в ней девушки, женщины — «только Софью Ковалевскую», как сам он позднее признался с грустной улыбкой.

«Софья Ковалевская была ослепительно красивой женщиной», — заметила ему тогда Анна.

«Безусловно, — согласился Толян. — Но многие годы даже муж не замечал её красоты за гениальностью».

Этот разговор состоялся спустя четыре года после того, как Толян женился на Антонине. То, что он женился тогда на деньгах Толян не сразу хотел признать и убеждал себя в том, что женился потому, что Тоня была красивой. И она действительно была очень красивой женщиной, но между ней и Толяном никогда не было духовного родства, и со временем пропасть между мужем и женой только возросла. И тогда он пришёл к Анне.

Анна была единственной, кто понимал заковыристый характер Толяна. Она оказывала на него умиротворяющее воздействие, за что Тоня многое ей прощала. Своим женским чутьём Тоня почувствовала, поняла, что если поставить Толяна перед выбором между нею и Анной, то выбор не окажется в её, Тонину, пользу. Сложился странный треугольник, в котором ни одна из женщин не претендовала на исключительное право обладания Толяном и ни одна не хотела включаться в изнурительный марафон соперничества. Тоня сообразила, что, в принципе, дела могли обстоять куда хуже, и решила относиться к Анне как к неизбежному злу. Когда же из-за прогрессирующей опухоли Толян лишился простаты, вместе с нею он освободился и от тех поводов для ревности, которые подавал Тоне. Анна превратилась для неё во что-то вроде личного психолога для Толяна. А в том, что Толян нуждается в психологе, даже психотерапевте, Тоня никогда не сомневалась…

Мысли Анны вновь были прерваны голосом командира, объявившего, что через полчаса их самолёт совершит посадку в Риме. Самолёт начал снижение, и дискомфорт от перепада атмосферного давления начал будить тех, кто, к зависти Анны, благополучно проспал большую часть пути. Сидящие возле окон подняли шторы, чтобы увидеть с высоты столицу Италии. Анна тоже прижалась носом к стеклу иллюминатора, посмотрела на крылья самолёта, а затем вниз, на рваные, причудливой формы облака, проплывающие под ними. На протяжении ещё нескольких минут самолёт летел будто в мягком белом тумане, приглушающем все звуки, но вот наконец вырвался из растрёпанного облака, и глазам пассажиров открылась панорама города, история которого простиралась далеко за пределы нашей эры, — города, выросшего из небольшой деревушки и превратившегося в столицу мира.

Серебристый «Боинг» пролетел над автобаном с бессчётным количеством разноцветных автомобилей, затем наклонил вниз правое крыло, выровнялся, опустился ещё ниже, выходя на финишную прямую. Спустя ещё несколько минут его колёса коснулись бетонного покрытия посадочной полосы, выплеснув из себя облачко белёсого дыма, и самолёт быстро покатился в сторону одного из терминалов аэропорта «Леонардо да Винчи».

«Конечно же, вы шутите, мистер Фейнман!»

Ричард Фейнман. Заглавие автобиографической книги

2007, 5 сентября, Рим

Рим приветствовал Анну полуденным зноем и забастовкой таксистов. По счастью, у неё был всего один небольшой чемодан — Анна справедливо решила, что по кредитным карточкам, выданным ей генералом, она сможет купить всё, что ей понадобится, в Риме. Поезд-экспресс в считанные минуты домчал её к ближайшей станции римского метрополитена. Сам метрополитен Анне не понравился: стены были окрашены в серый депрессивный цвет, будто нарочно подобранный для нанесения на него бесконечного количества граффити. Поезд создавал много шума, но ехал при этом медленно. Зато люди в метро показались Анне более пёстрыми, чем московская толпа, и, пока состав с шумом двигался к её отелю, у Анны было достаточно времени созерцать римский интернационал.

Особенно привлекла её внимание пара, стоящая в углу вагона. Мужчина — смуглый, почти чёрный, в малиновой рубашке с короткими рукавами — был крупен и высок, и как-то особенно прям, напоминая Анне каменный столб с острова Пасхи. Сходство усугублялось ещё и тем, что черты его лица словно были вырублены топором или вытесаны из камня и ассоциировались у Анны с лицами древних инков: большие носы, большие глаза и острые скулы. Его спутница была на вид прямой противоположностью — невысока ростом, полновата, с матово-белой кожей и русыми волосами. Наклонившись к своей мягкой, круглой спутнице, мужчина что-то с упоением рассказывал ей, а она, слушая его, взрывалась весёлым звонким смехом. Анна не могла понять, на каком языке они говорили, но смотреть на них было забавно.