Олег Жиганков - Римский Лабиринт

«Здесь я найду для себя духовный приют, — ликовал Пьетро. — Как вожделенны жилища Твои, Господи! Истомилась душа моя, желая во дворы Господни, — повторял он слова заученного им когда-то давно псалма. — Сердце моё и плоть моя восторгаются к Богу Живому».

Он прошёл мимо удивлённых крестьян, приветствуя их поклоном, и оказался на дороге, круто поднимающейся вверх и ведущей прямо к воротам аббатства. Несмотря на усталость, он легко поднялся по каменистой дороге и, оказавшись перед воротами, ещё раз бросил взгляд на тот мир, который навсегда покидал, вытер рукавом пот со лба и постучался в толстую дубовую дверь, окованную железом.

Вскоре он услышал тяжёлые шаги за дверью и хриплый кашель. Дверь скрипнула и медленно отворилась. Из тёмного проёма на Пьетро вопросительно смотрел совершенно лысый монах ростом головы на две выше его. Наверное, он принял Пьетро за попрошайку, но тот улыбнулся, кротко и тихо, будто благословляюще, и опытный взгляд монаха понял, что перед ним не простой человек.

— Меня зовут Пьетро Ангелериус из Изернии. Я пришёл, чтобы стать твоим младшим братом, — сказал Пьетро.

Ещё более выразительны, чем слова и улыбка, были его глаза, светящиеся любовью и ревностью. Отец-ключник, а это он открыл дверь, кое-что повидал на своём веку и знал, что носители таких глаз делаются либо святыми, либо злодеями. Злодеями — чаще. Он не сдвинулся с места.

— Я — облатус, с младенчества, — продолжал Пьетро.

Монах не проронил ни слова, и Пьетро сказал громче и с неожиданной уверенностью:

— Я хочу служить Богу! Веди меня к отцу настоятелю.

Монах подумал о чём-то с минуту, потом сделал шаг в сторону, давая понять, что Пьетро может зайти. Пьетро просиял. Он поклонился лысому монаху и с трепетом ступил на святую землю монастыря.

Дорога, которая проходила под толстыми сводчатыми стенами аббатства и шла вперёд, к высокой церкви, была выметена так чисто, что, казалось, трудились над ней ангельские руки. С левой стороны вдоль дороги выстроились просторные здания: конюшни, общежитие для братии и приют для пилигримов. С правой стороны шла другая, уже не такая высокая и толстая, стена. Из-за этой стены раздавалось как будто весёлое птичье щебетанье, доносились незнакомые, но пьянящие ароматы каких-то трав и цветов.

Они достигли угла стены, за которой, как Пьетро понял, располагался монастырский сад, ароматы которого он жадно вдыхал. Он слышал об этом чудесном саде, о диковинных деревьях, растущих в нём.

Лысый монах привёл его к маленькой двери в стене, которую открыл одним из многих ключей, что висели у него на поясе. Сердце Пьетро учащённо забилось: неужели ему сейчас предстоит увидеть этот райский сад? Монах отворил дверь и кивнул на неё Пьетро, а когда тот зашёл, то протиснулся следом.

Ступив за стену, Пьетро обомлел: ему показалось, что он действительно попал в Эдемский сад. Ароматы, щекотавшие обоняние людей, находящихся по другую сторону стены, обретали полную власть над оказавшимися внутри. Кругом было полно незнакомых деревьев — таких, о существовании которых он и не подозревал. На деревьях висели красные, синие, жёлтые плоды — невиданные плоды, и Пьетро даже не знал, были ли они съедобны или нет. Монах провёл Пьетро на небольшую полянку, где на аккуратных грядках примерно одного размера росли какие-то диковинные травы. Но были там и такие, которые Пьетро мог узнать, — это были знакомые ему мята, тмин, укроп и валериана.

В центре полянки на коленях стоял человек, лица которого Пьетро не видел, потому что он склонился над какими-то небольшими растениями, отсаженными в отдельных горшочках. Рядом с ним стоял низенький столик с чернильницей, пером и открытой книгой, в которую, как Пьетро догадался, недавно делались записи. Человек поднял голову, и с первого взгляда Пьетро понял, что перед ним — отец настоятель, сам аббат монастыря. Пьетро кинулся к нему, упал перед ним на колени и поцеловал пахнущую землёй большую и тяжёлую руку.

— Кто ты, сын мой? — дремучие брови отца настоятеля выгнулись с неожиданной лёгкостью. Лицо, казалось, могло быть грозным, могло быть и добрым.

— Я Пьетро Ангелериус из Изернии. Хочу служить Богу.

— Служить Богу? — аббат посмотрел на Пьетро с любопытством. — А разве тебе неизвестно, что Богу служить надо в том чине и звании, в котором родился? Ты ведь крестьянин, крестьянский сын? Вот и служи, как крестьяне служат, — работай на земле, — он ткнул пальцами в чёрную мягкую землю — такой земли Пьетро никогда ещё не видел. — Ступай-ка ты домой, Пьетро из Изернии, — добавил настоятель.

Сердце колотилось в груди у Пьетро — он знал, что в этот самый момент решается его судьба. Ему, наверное, надо было сказать что-то, объяснить, уверить этого человека, что он — облатус, избранный, посвящённый. Но Пьетро молча стоял на коленях и молился тихою молитвою.

— Отчего же ты ничего не отвечаешь? — спросил его аббат, усаживаясь на низенькую скамеечку, стоящую перед столом. — Почему хочешь уйти из крестьян в монахи? Ты учился грамоте? Знаешь ли молитвы?

— Я с детства научен грамоте, — отвечал Пьетро, поднимая голову. — Умею и читать, и писать. Божественные книги тоже читать приходилось.

— Вот как? — удивился отец настоятель. — И что же, понимал ли ты, что читаешь?

— Как же не понять? Слово Божие хотя и мудро, но просто.

Аббат глядел на него с растущим интересом.

— А читал ли ты Нагорную проповедь Христа?

— Блаженны нищие духом, — начал Пьетро говорить великие слова, которые помнил уже много лет, — ибо их есть Царство Небесное…

Он прочитал все девять заповедей блаженства и спросил, не желает ли отец настоятель проэкзаменовать его в других Писаниях.

Ещё раз внимательно посмотрев на Пьетро, аббат глянул на лысого монаха, подал ему какой-то знак, и тот с поклоном удалился.

— Выходит, — сказал настоятель, оставшись с Пьетро наедине, — ты из валленсов будешь?

— Нет, падре, — признался Пьетро. — Я слышал об этих святых людях, но никогда с ними не встречался. Мы живём далеко от гор.

— Святые люди? — аббат глянул Пьетро прямо в глаза. — А известно ли тебе, Пьетро из Изернии, что валленсы давно уже объявлены еретиками?

Пьетро не мог поверить услышанному. Но не мог он и не поверить отцу настоятелю.

— Впрочем, — голос старого монаха неожиданно смягчился, — это сегодня их еретиками называют. А завтра, может, и вправду святыми назовут. А может, и не назовут — Господь один знает… Но скажи-ка мне, что случилось с твоим лицом?

Пьетро счастлив был рассказать ему о том, что случилось с ним много лет назад. Пока он говорил, аббат глядел в голубые глаза Пьетро, сияющие невинностью из-под длинных чёрных ресниц.

— Ну что ж, — сказал он, выслушав историю Пьетро, — думаю, Господь тебя действительно призвал, и твоя мать не напрасно нарекла тебя облатусом.