Олег Жиганков - Римский Лабиринт

У матери тоже ответов не было. Она всё чаще вспоминала чеховского «Чёрного монаха», главный герой которого также страдал определённым психическим расстройством, но, несмотря на это, был счастлив, влюблён, умён и плодотворен. Когда же болезнь удалось всё-таки вылечить, человек этот лишился любви, радости, а впоследствии — ума и жизни.

Аня долгое время жила в притуплённом полусне, с которым в конце концов совершенно свыклась. Она успела сделаться посмешищем для всего двора и школы, потеряв при этом и без того немногих друзей. Дети смеялись ей вслед, а некоторые умники, завидя её, падали на землю и изображали не то приступ эпилепсии, виденный по телевизору, не то припадки бесноватого. Анна слышала, как бывшие её подруги хихикают за её спиной, называют дурой. Она оказалась вытолкнутой за пределы повседневного человеческого мира. Там она и повстречала человека, который давно уже жил за этими пределами, и жил неплохо, — своего нового репетитора, мамину подругу тётю Майю.

Либо он умер, либо мои часы остановились.

Джулиус Генри «Граучо» Маркс

в комедии «День на скачках», 1937

2007, 2 сентября, утро, Москва

Анна озябла по дороге к метро, но как только её ноги ступили на эскалатор и на неё повеяло хорошо знакомой тёплой негой московского чуда, она перестала дрожать. Она с детства любила этот воздух, пропитанный запахом резины, электричества, духов, чистящих средств и ещё сотней других пролетающих мимо ароматов.

Анна любила аскетические станции, одетые в строгий серый гранит, но нравились ей и выполненные в стиле сталинского барокко народные дворцы-музеи с нарочито патетичными скульптурными композициями, разноцветной мозаикой, высокими сводчатыми потолками, расписанными сценами великих свершений и побед советского народа. Каждый москвич, каждый гость столицы некогда должен был усвоить из всей этой помпезной роскоши чувство глубокой благодарности за принадлежность к большому человеческому муравейнику, имя которому — Метро, Москва, Советский Союз.

Метрополитен был для Анны больше чем средство передвижения — он, словно пуповиной, связывал её с реалиями «настоящей» жизни. Глядя на лица окружающих, их походку, манеру поведения, Анна силилась представить, кем были эти люди, чем они занимались, о чём думали. Она постоянно признавалась себе в том, что, хотя хорошо была осведомлена о секретах корпораций, о жизни простых смертных ей было известно очень мало. У неё сложился узкий круг знакомств, и её двумя привычными маршрутами были дорога на работу и дорога к своей старой квартире, где теперь жила её мама. Анна с детских лет поместила себя в виртуальный мир, и когда теперь всматривалась в лица людей, вслушивалась в их разговоры, ей казалось, что она спит и видит сон.

В глубине души Анна мечтала о другой жизни — о той, которая иногда врывалась в её окно с запахами майского дождя. Тогда её лёгкие раскрывались, как крылья ангела, и пьянящий кислород с жадностью поглощался ими, а кровь разносила всем страждущим членам и клеткам тела бодрящую, звенящую радость. Анна истосковалась по радостям, а может быть, даже и горестям обыденной жизни — жизни реальной, не виртуальной.

Она хорошо понимала, что вырваться из своей рутины ей не по силам, но жизнь людей манила её не меньше, чем манила она Снегурочку в известной пьесе Александра Островского. Страшила ее жизнь ничуть не меньше, чем манила. Результатом этого внутреннего конфликта были подавленность и упадок сил, которые с некоторых пор стали неотъемлемой частью её существования.

Анна заглянула в покачивающуюся черноту за окном. Затем, как всегда не без некоторого удивления, поглядела на своё собственное отражение, летящее поверх этой черноты, через подземный коридор. Светло-зелёные, как весенняя зелень, глаза светились на её чистом лице, окаймлённом спадающими до плеч волосами цвета рыжей осени. Анна закрыла глаза, и ей вдруг показалось, что, как только она это сделала, её призрачное отражение за стеклом вагона осталось в глубине туннеля, а её саму поезд унёс дальше. Она открыла глаза и вздрогнула — её отражения действительно не было видно. Электропоезд въезжал на станцию.

В двери вагона, что были прямо напротив Анны, вошёл бомж. Наверное, после бессонной ночи где-нибудь на улице он дождался открытия метро, и теперь на какое-то время, пока его не вышвырнет милиция, будет наслаждаться теплом и покоем. Всем своим видом этот грязный пассажир неопределённого возраста молчаливо благодарил людей в вагоне уже за то, что его принимают. Осмотревшись по сторонам, он на миг встретился глазами со взглядом Анны. Опытному, намётанному оку бомжа всё стало ясно — она не будет его гнать. Опустив глаза, человек пристроился на противоположной от Анны стороне скамейки.

«Почему он стал таким? — спрашивала себя Анна, закрывая глаза. — Алкоголик? Выгнали из дома? Или, может быть, произошло в его жизни какое-то другое несчастье?»

Когда поезд снова помчался по тёмному туннелю, Анна, чтобы отвлечься от своих мыслей, воспроизвела в голове точную копию схемы линий московского метрополитена — этот сложный лабиринт из двенадцати взаимосвязанных веток. Она даже помнила названия и расположение всех ста семидесяти трёх станций. Зачем, спрашивается? Ведь её собственный маршрут был почти неизменен.

Послышался храп, и Анна открыла глаза. Бомж на противоположном конце сиденья спал, а изо рта у него стекала слюна. Только сейчас Анна по-настоящему почувствовала, как сильно от него воняет. Решив, что человек этот не обидится, если она пересядет на другое место, Анна прошла вглубь вагона. Ей оставалось ехать три остановки.

Без четверти шесть Анна вошла в вестибюль красивого особняка, выстроенного в начале пятидесятых годов. Охрана её хорошо знала, но всё же Анне пришлось пройти через всю обычную рутинную проверку, сопряжённую с входом в офис компании. Прозвучала серия щелчков, и открылись тяжёлые железные ворота, пропуская её внутрь. Ни улыбок, ни приветствий, никаких других эмоций на лицах этих людей Анна никогда не видела. Она даже не без некоторого внутреннего возмущения восхищалась таким недоступным ей качеством.

Анна дошла до конца короткого коридора, где её ожидал второй пропускной пункт. Здесь она должна была ещё раз предъявить свои документы, затем сканировать пальцы и сетчатку и набрать известный ей одной код. Снова защёлкали замки, и Анна заспешила по длинному, ярко освещённому коридору без всяких боковых дверей. Коридор соединял здание, в которое вошла Анна, со зданием, расположенным на другой улице, где размещался главный офис компании. Анна знала, что каждое её движение фиксируется камерами видеонаблюдения и что, скорее всего, чьи-то глаза следят за ней в этот самый момент.