Магомет Мамакаев - Зелимхан

— А-а, это ты, Успа. Заходи. Ну, рассказывай, ты, видно, не в духе. Случилось что-нибудь? — с наигранной любезностью встретил его пристав, делая вид, что ничего не знает.

— Да будет счастливым ваше пребывание на земле, Иван Степанович. Я по серьезному делу, — Успа низко поклонился Чернову, но вид у него был испуганный, он все время опасливо оглядывался на дверь, словно за ним гнались.

— Ну, что же произошло? Подойди поближе, сядь сюда, — Чернов показал на стул, стоявший перед мрачным письменным столом.

— А вы разве ничего не знаете, Иван Степанович? — Успа с обреченной миной покорно присел на стул и, сняв папаху черного каракуля, пристроил ее на колене.

— Нет, не знаю. Расскажи, — с внешним спокойствием поинтересовался Чернов.

— Нас никто не слышит здесь? — гость опасливо огляделся.

— Ну, ну, давай выкладывай!

Успа, выкатывая глаза, наклонился к приставу и сказал:

— Вы знаете, что этот разбойник Зелимхан на свободе?

— Ну и что же? — пристав сделал вид, что это для него совершенно безразлично. Эх, если бы недалекий сын мехкетинского старшины мог заглянуть в душу чиновника, он обнаружил бы там страх и смятение. Но видел он лишь улыбку Чернова.

— Он обязательно натворит что-нибудь, — проговорил растерявшийся Успа.

— Возможно, — согласился пристав. — Но мне кажется, что опасность грозит именно тебе, — он вспомнил совет Дубова. Ведь это ты присвоил себе его невесту Зезаг. Зелимхан не забудет этого. Тебе нужно опередить его... — Чернов не договорил, с вопросительной улыбкой глядя на своего посетителя.

Не слишком понимая пристава, Успа наивно спросил:

— Как его опередить? За этим я и пришел, — он принялся нервно мять свою шапку, лежавшую на колене.

— Очень просто... Уже вчера его видели на вечеринке в Харачое, — соврал пристав. — Он уверял своих друзей, что не успокоится, пока не отомстит Говде за оскорбление потомков Бахо.

— А вы не боитесь, господин пристав, что Зелимхан попытается совершить покушение на вас? — Успе ужасно хотелось спрятаться за могучую спину высокого начальства.

— Нет, — с улыбкой ответил Чернов. — Зачем Зелимхану покушаться на меня? Что я ему такого сделал? Во всех его бедах виноваты Адод и Говда, — он откинулся в кресле, поглядел в потолок и добавил: — Да вот еще и тебе не следовало жениться на Зезаг.

Подавленный Успа молчал, глаза его бессмысленно блуждали по кабинету.

— Не знаю, — произнес он еле слышно. — Что же делать?

— А я знаю, — отчеканил Чернов.

Глаза сына старшины с надеждой уставились на пристава. Тот молчал, словно обдумывая что-то, потом медленно произнес:

— Зелимхан все равно будет частым гостем харачоевцев потому, что здесь его семья.

— Ну и что?

— Подкараулить его надо и пристрелить.

— Но он и сам хорошо умеет стрелять! — горестно воскликнул Успа.

— Я дам тебе винтовку, она стреляет гораздо дальше, чем ваши курковые ружья, — пообещал пристав. — Но боже упаси, — погрозил он пальцем, — никому ни звука! Это я только для тебя делаю.

Успа рассеянно молчал. В это время кто-то приоткрыл дверь кабинета и из-за нее высунулась голова в большой папахе из рыжей овчины.

— Господин пристав, я по вашему вызову, — хриплым голосом проговорила голова.

Чернов встал и, подойдя к двери, сказал:

— Подожди немного, — и, плотно прикрыв дверь, повернулся к Успе: — Ну, как ты решил?

Успа молча стоял возле стола, продолжая мять шапку. «Как мог так смело добираться до покоев пристава этот человек? Ведь это же Одноглазый — мелкий жулик! Его никто из порядочных людей близко к себе не подпустит, — мысли эти смутно роились в непривычной к размышлениям голове сына старшины. — И зачем Чернов мог его вызывать?»

— Я тебя спрашиваю, — пристав ткнул пальцем в грудь молодого чеченца, — ты решился?

— Посоветуюсь с отцом и приеду к вам, — ответил Успа, будто разбуженный ото сна, и, не сказав больше ни слова, вышел из кабинета.

Не успела закрыться дверь за Успой, как к приставу вошел Одноглазый. Чувствуя себя как дома, он развязно развалился в кресле рядом с письменным столом. Чернов внимательно вглядывался в единственный глаз посетителя, зорко смотревший из-под папахи.

— Что, забыл свое имя? — спросил хозяин.

— Нет.

— А ну, какое же оно?

— Вор, — ответил Одноглазый и дураковато улыбнулся.

Пристав засмеялся и со всеми удобствами устроился за письменным столом.

— Ну и как, доволен ты своим именем?

— Очень даже доволен, — отвечал Одноглазый, по всей вероятности, действительно не видя ничего дурного в своей профессии.

Пристав выпрямился в своем кресле и вдруг сделал серьезное лицо:

— Но запомни, если ты не прекратишь свои кражи, я посажу тебя в тюрьму. Вчера только жаловалась мне жена купца, что ты обчистил ее курятник.

— А зачем купчихе куры, когда на базаре так много мяса, а у мужа сундук золота? — вполне серьезно осведомился Одноглазый.

Чернов расхохотался.

— Вот уж этого я не знаю. Спроси-ка об этом у нее сам, — пристав снова посерьезнел. — А вдруг купец пожалуется начальнику округа? Тогда нам обоим влетит. Придется мне для оправдания посадить тебя... Куда?

— В тюрьму.

— Верно говоришь. Всякая собака знает свое место. Ну и молодец же ты, Багал, — пристав сделал паузу, будто что-то вспоминая, и добавил: — Да, ты, случайно, не видел Зелимхана Гушмазукаева?

— Нет. А зачем он мне?

— Как же, он ведь твой друг.

— Что вы, какой же он мне друг? — вор с искренним удивлением уставился на хозяина единственным глазом.

Пристав подумал немного.

— Пусть не друг, — сказал он серьезно, — но ты должен увидеть его и передать от меня несколько слов.

— Что же мне сказать ему?

— Скажи, что я хочу жить с ним в дружбе, что готов ему всегда и во всем помочь. Скажи еще, что я лично не сделал никакого зла его семье и не собираюсь этого делать, что все его беды произошли по вине старшины Адода Элсанова и его сына. А честь их семьи опозорили Говда из Махкеты и его сын Успа. Понял?

— Очень даже понял.

— Кроме того, пусти среди людей слух, что власти, дескать, не имеют никаких притязаний к Гушмазуко и его сыновьям, что во всем этом деле повинны Адод и Говда. Понял?

— Понял.

— Но учти, если хоть звуком одним обмолвишься об этом нашем разговоре, знаешь, где тогда будешь?

— Знаю.

— Где?

— На каторге.

— Вот молодец! Вор хорошо знает свое дело, — Чернов покровительственно кивнул Одноглазому и, выпроводив его за дверь, тотчас сел писать рапорт на имя начальника округа с просьбой помочь ему перевестись из Веденского участка.

Когда пристав Чернов давал свои поручения Одноглазому, Зелимхана еще не было в Ведено.

Двое из совершивших тогда побег — Муса и Дика — отправились прямо в Шали, к родственникам. А Зелимхан с третьим товарищем, задержавшиеся, как нам уже известно, в ауле Старая Сунжа, скрылись в Сунженских лесах. Отсюда, проводив Саламбека в Сагопши, Зелимхан также прибыл в Шали.