Магомет Мамакаев - Зелимхан

— Ладно, — сказал наконец Чернов с ноткой благодушия, — я доложу об этом начальнику округа. Но дело, вообще-то, может кончиться плохо для вас, Говда.

— Куда же еще хуже? — развел руками старшина.

— А вот так, может получиться совсем плохо, если мы не сумеем как-нибудь ублажить его, — и пристав погладил деревянную фигурку медведя, стоящую на столе, думая о том, что потребуется взятка. — Разжалует он вас, да еще и под суд может отдать за то, что отдали казенное оружие разбойникам.

— Но вы поговорите с полковником, ваше благородие, помогите мне, — взмолился старшина. — Век буду обязан...

— Ладно уж, постараюсь для вас, — ответил Чернов и протянул старшине руку, давая понять, что разговор окончен. — Но вам самим надо серьезно браться за Зелимхана. У вас же, Говда, довольно сильный род.

Когда Говда и писарь ушли, Чернов задумался. Потом кликнул дежурного офицера и распорядился отобрать человек двадцать солдат посмелее, на добрых конях, и держать их наготове для опасной вылазки.

Вернувшись из Ведено в Махкеты, Говда узнал, что слух о дерзком поступке Зелимхана облетел уже весь аул и его окрестности. Старшина созвал фамильный совет из своих родичей и стариков, сведущих в нормах обычного права чеченцев.

Говда сидел хмурый в черном атласном бешмете, в надвинутой на лоб черной же каракулевой папахе на широкой тахте, покрытой узорчатым андийским ковром. Сыновья и племянники стояли полукругом у входа. Среди них не было только Успы: ему, главному виновнику всех этих бед, видно, не совсем удобно было появляться на этом совещании. Напротив старшины на почетных местах расположились старейшины рода.

— Братья мои и дети, — сказал Говда мрачно, — Зелимхан Гушмазукаев из Харачоя совершил против нас большое зло... Я сначала не решался сказать нам об этом, обдумывая, как быть. Но это такое дело, которое нельзя скрыть от нас. Кроме того, в подобных делах наши деды не торопились, но и не прощали оскорблений.

Говда умолк и, слегка приподняв голову, погладил свою седеющую бороду, обдумывая что-то.

Случай, действительно, был трудный и путаный, и разобраться и нем было не так-то просто даже мудрым старцам, которых сегодня призвал к себе старшина.

— Расскажи, Говда, расскажи все, как было. Знать об этом не вредно и молодым, — сказал старик с молочно-белой бородой, сидевший на самом почетном месте.

— Я тоже думаю. Товмирза, что им будет полезно знать об этом, — важно согласился старшина.

— Говда правильно сказал, — вмешался второй старик, — в таких случаях наши деды не торопились, но и не прощали обид.

Говда опять вопросительно оглядел присутствующих, но, не заметив на их лицах особого расположения к себе, снова опустил голову и задумался.

— Может быть, сообщить об этом властям? Неужто нам не поможет пристав? — нарушил тишину кто-то из молодых, стоявший в дверях.

— Что за разговор? — рассердился Товмирза. — Такое дело наши деды никогда не решали с помощью власти. Такое, сын мой, всегда решали с помощью кинжала!..

Опять наступило тягостное молчание. Говда, по-прежнему сидевший, опустив голову, ни словом не обмолвился о своем разговоре с приставом.

— Это верно, Товмирза, что такое наши предки решали с помощью кинжала, — вмешался третий старик, сидевший рядом с первым. — Но потомки Бахо не успокоятся на этом. Я хорошо знаю их...

— Что же ты предлагаешь, Гоба? — медленно повернул к нему свою красивую голову Товмирза.

— Думаю, было бы неплохо использовать против них всех их врагов, — спокойно ответил старик.

— Опозорены-то мы, — вдруг вмешался Говда, — какое нам дело до вражды Бахоевых с другими? Лично я не желаю об этом и знать.

— Об этом не вредно знать, Говда, — спокойно возразил Гоба, но уже более настойчиво. — Я понимаю, что сейчас оскорблены мы, но сегодня или завтра Зелимхан с братом сцепятся со старшиной аула Харачой, а также и с Черновым. Почему же нам не использовать этих людей в нашем деле? — старик вопросительно оглядел всех присутствующих.

— Подумать об этом, по-моему, не мешает, Говда, — посоветовал и Товмирза.

— О чем ты предлагаешь мне думать, Товмирза? — с трудом сдерживаясь, спросил Говда. — И ты, Гоба, прости меня за дерзость, не прав: кто же согласится из-за нас пролить свою кровь?

— Не это я хочу сказать, Говда. Конечно, никто не станет проливать за нас свою кровь...

— Ну а что ты советуешь? — Старшина чувствовал, что задыхается в атмосфере этой стариковской неспешности. Он вскочил и зашагал по комнате.

— Нет, Говда, я просто хотел сказать, — снова заговорил Гоба, — что у нас еще старые дедовские счеты не сведены по кровной мести. А тут вступить в бой и с харачоевцами... Трудно придется нам. — Он подумал немного и добавил: — Не знаю, может, вы лучше все это понимаете, но горячиться в таком деле опасно. Правду я говорю, Товмирза?

— Верно говоришь, Гоба, — вздохнул седобородый старец.

Поняв, что старейшины не склонны из-за его обиды идти напролом, Говда спросил, обращаясь к Товмирзе:

— Ты у нас самый старший, предлагай, что делать. — Не скрывая своего недовольства, он повернулся к Гоба и язвительно добавил: — Может, нам просто поблагодарить теперь Зелимхана?

— Зачем так, Говда, зачем? — повысил голос Товмирза. — Не то тебе предлагают, а говорят, что любое дело при желании можно решить разумно и без большого ущерба.

Гордый, самовлюбленный старшина, к тому же привыкший делать и приобретать все с помощью чужих рук, не мог примириться с умеренным тоном стариков. Он резко остановился посреди комнаты и спросил:

— Что значит разумно, без ущерба? Как это понимать?

Все смолкли, чувствуя, что разговор может принять враждебный характер. Товмирза тоже молчал, не решаясь продолжить свою мысль.

— Пусть они вернут нам коня и оружие, — наконец нарушил тишину белобородый Гоба. — А мы возвратим им их невесту, и на этом кончится ссора.

— Что-о? Вернуть им Зезаг? — вскричал Говда. — Да как можно даже подумать об этом?

— А ничего другого не придумаешь, Говда, — сказал Товмирза, хлопнув себя ладонью по сухощавой голени. — Боюсь, что, углубив ссору с Зелимханом, можно еще больше опозориться.

— Этого еще не хватало моему дому! — старшина нервно прошелся по комнате. — Нет, чем пойти на такое, лучше трижды приму кровную месть.

— И это можно, если нравится, — сказал Товмирза, не повышая голоса. — Но стоит ли? Надо подумать.

— Да, конечно, надо подумать, — закивал головой Гоба и все же, желая угодить старшине, добавил: — Законы адата нерушимы, рано или поздно потомкам Бахо придется заплатить кровью за нанесенное нам оскорбление.

— Вот с этим я согласен, — повернулся к нему старшина. Говда хотел мести, но чтобы она осуществилась силами рода, желательно, без участия его самого и его сыновей.