Афанасьева Елена - ЗНАК ЗМЕИ

- Ничего себе подарочек, за сто пятьдесят штук зеленых! - опешила я. Если Олень такие подарки ей дарит, то все гораздо серьезнее, чем я думала.

- За сколько?! - Женька от удивления едва не выпускает руль здешней «Тойоты».

- Ты баранку-то не отпускай. Сто пятьдесят тыщ у.е. цена твоей машинки.

- Блин! А я, темная, думала, штук пятнадцать. И то угрызения совести мучили, принимать ли такой дорогой подарок. Сто пятьдесят! У Оленя крыша реально поехала! Компас по стрелке держи!

- Я держу, держу! Но тебе не кажется, что мы уже в сплошные барханы заехали?

- Кажется. А что делать? Нам на северо-восток надо, город на северо-востоке, и больше нигде. Нам в город надо, быстрее на самолет - и в Цюрих! А еще бы успеть хоть что-то про твою рыжую узнать, - Женька каким-то чудом вспоминает про теоретически разыскиваемую мною вторую жену моего первого мужа, рыжую Алину, о которой я сама в зигзагах этого дня совсем забыла.

- Зачем нам Цюрих? - интересуюсь я.

- Миллиардершами становиться будем. Без больших денег Оленю не помочь. Тех, кто его туда засунул, надо схватить за причинное место, зажать это место в тисках и держать, пока Оленя не выпустят. А вычислить их и их уязвимые места без денег не получится. У тебя несколько лишних миллионов имеется?

В темноте Женьку не видно, а по тону я уже не понимаю, ерничает она или это последствия падения с верблюда сказываться стали.

- Значит, миллионов у тебя с собою нет. Тогда только в Цюрих! Моральные дилеммы и личные трагедии временно придется отложить. Компас! Компас по стрелке держи, мать твою! - До сегодняшнего вечера я и не представляла, что вчерашняя мороженая курица умеет ругаться.

- Не иначе как в свободное от работы время «Гонками на выживание» развлекаешься. Водила-экстремал!

- Острить будешь, сама за руль сядешь!

- Нет уж, я лучше за компасом послежу! Левее! Еще левее!

- Куда левее?! Там же гора песка, я и так в темноте ничего не разбираю. Ты в кнопочки на приборной доске потычь, может, какая из них фары и врубит.

***

Пока я тычу во все кнопки на панели и, мешая Женьке, пытаюсь вдавливать расположенные прямо на баранке пазики, кромешную темень оглашает звук моего чудом не потерянного «Тореадора».

Свекровь. Как всегда кстати!

- Нашла! - Каринэ, как обычно, не удосуживается вдаваться в пояснения. Все вокруг были сами обязаны следить за ходом ее мыслей.

- Что нашла? Вы с Идой до родителей моих доехали?

- Приютить нас, кроме твоих родителей, можно подумать, некому! Слава богу, всю жизнь в этом городе живем, соседей много! Сидим у Атанянов на Нольной. Второй факс, который твоя Элька привезла уже после того, как Кимушка ушел, в кармане фартука нашла.

- Читай, раз нашла, или ты звонишь, чтобы просто поставить меня в известность?

- «Удалось точнее перевести последний абзац, - издалека бормочет свекровь. - Скорее всего, он читается так: «В нижнем углу стены замазываю и желтый топаз твоего названого деда Лазаря Лазаряна, пусть и он служит наследством тебе. Да спасет тебя пророк наш Магомет от человека со змеей, обвившейся вокруг пальца. Это родовой знак твоих врагов, передаваемый ими от отца к сыну».

- Человека со змеей на пальце нам только и не хватало. Хорошо, Каринэ, хорошо! Левее! Левее, а то е...ся! Это я не тебе, Каринэ, не тебе! Левее!!! Развлекаюсь, конечно же, развлекаюсь, вместо того чтобы мальчиков твоих искать! Левее же, говорю! Вот он, свет! Свет! Включился! Обрыв!!! Женька, там дюна! Обры...

- ...От дурной болезни в Петербурге Хозрев-Мирзу так и не вылечили. Но это оказалось не главным огорчением в жизни шахского внука. Лет через шесть после возвращения миссии в борьбе за трон ему выкололи глаза...

- Прав оказался этот ваш Сухтелен, угробили мальчика!

- Угробили. Так и прожил он остаток дней своих слепым, вспоминая московские да питерские утехи.

- А вы говорите, нравы иные. Нравы ни от века, ни от общества не зависят. Поверьте человеку, на свете пожившему. Все едино...

***

В парадной обеденной зале своей виллы в центре Рима пятидесятитрехлетний князь Семен Семенович Абамелек-Лазарев рассказывал гостям историю, в которой его деды, прадеды и прапрадеды сыграли далеко не последнюю роль.

Купленная четыре года назад вилла была построена за Яникульским холмом, вдоль древней Аврелианской дороги еще в 1730-е годы и прежде именовалась то «Виллой Тори», то «Виллой Феррони». Теперь же князю доставляло особое удовольствие, направляя приглашения на обеды, ужины, званые вечера и театральные представления, указывать «Villa Abamelek». Отреставрированная Винченцо Моральди, лучшим из всех работающих нынче в Италии архитекторов, вилла сохранила манящие тайны прежних эпох и, украсившись затейливыми вензелями фамильной монограммы Абамелек-Лазарева, приобрела тот шик и шарм, который отличал все, к чему имела отношение эта семья, составившаяся из трех богатейших родов России.

Единственный наследник двух родов: Абамелеков и Лазаревых, женившись четырнадцать лет назад на дочери крупнейшего заводчика и фабриканта Павла Павловича Демидова Марии, Семен Семенович не только продолжил слияние крупнейших российских фамилий и состояний, но и стал одной из самых загадочных фигур новой Европы. Европейские пересуды то и дело крутились вокруг имени Абамелека-Лазарева, лучшие представители высшего общества считали честью быть приглашенными в римский или петербургские дворцы князя, а стремительно богатеющие нувориши Старого и Нового Света то и дело являлись с разного рода проектами, сулящими невиданные прибыли, разумеется, после первоначального вложения значительных средств самим князем.

Но помимо затмевающих сознание прибылей, помимо поражающих воображение платиновых рудников, золотых приисков и железорудных заводов, которыми в большом количестве владел сиятельный князь, особый ореол имени Абамелека-Лазарева придавали и пересуды иного рода. В России и в Британии, во Франции и здесь, в Италии, то шепотом, то громко из уст в уста пересказывались истории о невероятных бриллиантах персидского деспота, которые уже несколько веков оставляли свой остро очерченный алмазный след в судьбе двух родов, скрестившихся в этом красивом основательном, вполне европейском мужчине.

И нынешние гости князя не могли отказать себе в удовольствии использовать обед на «Вилле Абамелек», дабы насладиться угощениями не только для желудка, но и для ума. А в этот майский день 1911 года в большой столовой зале, где по снежной белизне тончайшей льняной скатерти меж фамильного серебра и наполненных зернами граната чаш богемского хрусталя гордо разгуливали серебряные фазаны, обязательные участники всех обедов на вилле, собралось самое изысканное, самое любопытное общество, какое только можно было собрать в новейшей Европе.