Афанасьева Елена - ЗНАК ЗМЕИ

-Si-si! Откуда здесь можно телефонировать?

***

У вызванного министром отряда карабинеров не заняло много времени добраться до виллы, расположенной всего в нескольких минутах езды от Ватикана. Еще меньше времени ушло на сборы у Ивана. Возбужденный тем, что он сам поедет в банк, сам спустится в хранилище, сам будет открывать сейф, мальчик взлетел по ведущей на второй этаж витой лестнице, не изменив, однако, своей привычке глянуть вниз. Ракурс этот отчего-то его завораживал: просматривающийся сквозь мраморную спираль лестницы мозаичный пол с изображением, подобным тому, как он всегда воображал себе эгиду Афины, доспехи с головой Медузы в середине и со змеями по краям. На этом мозаичном полу голова была подобна голове горгоны Медузы, да и змеи по бокам наличествовали. Иван всякий раз невольно вздрагивал, представляя, как иной несчастный, решивший распроститься с жизнью, может лететь с верхней площадки лестницы в объятия этих змей.

Сменив смокинг на дорожную курточку и кепи, юноша уже намеревался спуститься вниз, но, не успев ступить на лестницу, услышал внизу голоса.

- ...shoot him down! And that's it! <���Пристрелить! И все дела! (англ.)> - отчего-то по-английски произнес женский голос, который из-за шепота Ивану узнать не удалось.

Графиня-авантюристка? Министерша? Сама Мария Павловна?

- Не is so young! <���Он еще так молод! (англ.)> - также по-английски отвечал мужской голос.

В другое время обожавший всякого рода детективные изыскания и с упоением читающий все сочинения Артура Конан Дойла Иван занялся бы поиском разгадки таинственного разговора. Но теперь, когда у него было более важное дело, он галопом понесся вниз по мраморным ступеням, а добежав до нижнего этажа, не увидел под лестницей никого. Лишь неплотно прикрытую дверь в следующую залу. Все услышанное показалось странным, и об этом обязательно стоит поразмыслить как следует, но теперь он спешил.

Через четверть часа Иван уже ехал в новеньком «Роллс-Ройсе» СимСима в сторону банка. Услужливая память подсказывала блоковское: «...как все пути приводят в Рим, так нам заранее известно, что все мы рабски повторим...» - а юноша, не думая про рабские повторы, с интересом разглядывал окруживших машину охранников и город за их спинами.

А город этот сводил с ума! Дома, в Петербурге, он не так много ездил по городу. Родительская квартира на Невском, гимназия, дома дядюшки Ивана Алексеевича и тетушек Александры и Елизаветы, где он встречался с кузенами, дом СимСима на Мойке, театр, манеж - вот, пожалуй, и все его привычные маршруты. То ли от погруженности в собственные размышления, то ли от привычности пути, в родном городе он забывал смотреть по сторонам. Разве что явись на его пути обнаженная нимфа, он остановился бы, а так все бежал, летел, спешил.

Здесь, в чужом и манящем Риме, он видел то, что выпадало из поля зрения в привычном Петербурге. Один или с СимСимом он днями бродил по Риму, вглядываясь в тысячелетние руины и наблюдая картинки нынешнего городского бытия. Покупал карнавальные маски для старших сестер и кузин и оловянное наполеоновское войско для приятеля Мишеньки Люшковского. Миша собирал солдатиков с пяти лет, и, подружившись с ним, Иван тоже намеревался предаться делу коллекционирования, но сам вскорости остыл, а про Мишеньку не забывал. Если видел где настольное воинство, то на свои карманные деньги прикупал для друга то конников Надир-шаха, то российских пехотинцев времен покорения Рымника Суворовым.

Юноша постигал город и просто взглядом, и с удвоенным вниманием впитывал его через глазок фотографической камеры, которую перед отъездом из Петербурга подарил ему СимСим.

Увлекшись, Иван стал снимать все, что видел. Их первый визит в банк: серые клерки с налокотниками поверх сюртуков, чем-то встревоженные вкладчики, причудливая вязь защищающей сейфы решетки, будто пересечение прутьев еще раз обмотали железной нитью. И продавца улиток на улице - жаль, камера не могла передать окружавшего его запаха. И нану, восхитительную римскую любовницу, к которой без смущения привел мальчика СимСим, да только сам Иван, заробев, сбежал из ее заставленной пальмами квартиры. И пришедшего нынче в гости знаменитого русского трагика Незванского. И выходящую из оперы итальянскую примадонну. И рабочих на автомобильной фабрике, куда повез его СимСим, намеревающийся завести автомобильное производство в России: «Ты только погляди, что за чудо этот грузовик «Флоренция»! Две скорости! И кузов! Каков кузов! Целый взвод усадить! Для армейских нужд этому грузовику цены нет! И сколько груза на рудниках можно перевезти во много раз быстрее и экономнее, нежели на подводах!»

СимСим учил его фотографировать.

- Главное - это настроение! Ощущение! Дух! Все пройдет, а через сто лет человек возьмет твой снимок и почувствует то, что чувствовал ты, глядя на этот город, на это парящее над улицами выстиранное белье, на этих голодных оборванных мальчишек и на аккуратненьких бамбини, которым так скучно в их чистеньких курточках и сапожках.

И теперь, из окна автомобиля вглядываясь в жизнь города сквозь силуэты карабинеров, Иван жалел, что не было с ним фотокамеры и что миссия его торопила в банк. Как много восхитительных картинок, просившихся в кадр, оставалось безнадежно утраченными, отображаясь лишь на негативной пленке его памяти - закрыл глаза, вызвал нужную картинку, словно проявил кадр.

Вот играют нищие мальчишки. Босые, в рваных штанах и рубахах, прямо на холодной земле они отвешивают друг другу тяжелые щелчки, служащие расплатой за проигрыш. СимСим говорил, игра эта называется «морра». Мальчишки бросают свои камни-биты с такой неистовой решимостью, что кажется, на кону стоит их жизнь. Выросший в дворянском доме, Иван и представить себе не может, что было бы, окажись он на месте этих мальчишек на холодной земле, голодный и раздетый, с единственной ставкой в пугающей своей дикостью игре, проиграть в которую нельзя, невозможно.

Вот и очередные раскопки. В этом городе веками раскапывают его прошлое, словно и живет этот город лишь для того, чтобы через несколько столетий начали раскапывать и его нынешнюю жизнь. Плохо огороженные раскопки зияют провалами, свалившись в которые в темноте, и шею сломать можно.

Вот рабочие в размашистых итальянских рубахах и необычных полукруглых шляпах, шумно переговариваясь, тяжелыми каменными палицами утрамбовывают булыжники мостовой. Их бесконечный разговор похож на блистательно отрепетированный хор из новой оперы.

А вот... вот уже и банк.

***

Пока Иван, запечатлевая в собственной памяти не отснятые римские картинки, едет в банк, на «Вилле Абамелек» разговор, как и следовало ожидать, разделяется на дамский и мужской. Мария Павловна уводит дам показывать им устроенный здесь, на вилле, театр, а мужчины, расположившись в атласных креслах под гобеленом семнадцатого века, изображавшим коронацию императора Марка Аврелия, переходят к кофе и коньяку.