Хоук Саймон - СЛОМАННЫЙ МЕЧ

Энке почувствовал, как его дыхание убыстрилось, когда фигура вошла в комнату. Огромное, крепко сбитое тело, окруженное свечением - рост пришельца был по меньшей мере шесть с половиной футов. Потом свечение стало уменьшаться, гаснуть, пока вокруг тела на остались только маленькие искорки, окружавшие могучего человека, нет не человека, взгляд Энке прояснился, он заметил рябь огромных мышц, пробегавшую по обнаженному телу фигуры.

- Ка, - тихо сказал он.

Меньше года назад он вперые увидел ее в бою на арене Балика. Конечно он не в первый раз видел гладиаторские бои, не в первый раз он видел и мула, сражавшегося на арене, но впервые он видел женщину-мула. Они были крайне редки. Значительно чаще рождались мужчины-мулы, и необходимо было "скрещивать" оба рода, людей и дварфов, так как все мулы были бесплодны.

Мул был искусственной полукровкой, смесью человека и дварфа. Их выводили искусственно, в жизни от любви человека и дварфа дети не рождались, и секрет их производства был открыт много лет назад сумашедшим аптекарем по имени Мулак. Работая в своей лаборатории с пузырьками, мензурками и реактивами, ему удалось каким-то образом найти путь оплодотворения яйцеклеток женщин-дварфов спермой людей-мужчин. Оплодотворенную яйцеклетку он имплантировал человеческим женщинам-рабыням, считая что женщины-дварфы слишком малы, чтобы выносить результат. Он был более чем прав в своих теоретических предположениях. Роды были настолько тяжелы, что они всегда убивали мать, так что никакая человеческая женщина еще не выжила после процесса, который давал жизнь творению, носившему имя своего создателя, - мул.

Оплодотворение происходило в лаборатории аптекаря, и там же женщины-рабыни, которые вынашивали ребенка - если можно его так назвать - рожали. Энке спросил себя, на что это похоже для несчастных женщин - покориться своей судьбе. Может ли так быть, чтобы они почувствовали хотя бы искру метеринского инстинкта к неествественному созданию, которое созревало внутри них, зная, что его рождение принесет им мучительную смерть? Он содрогнулся от этой мысли, глядя на огромную фигуру, неясно вырисовывающуюся в темноте перед ним.

Ливанна сделала пару пассов своей правой рукой, свечи опять зажглись, в комнате стало светло.

Энке тяжело сглотнул, глядя на медно-золотую кожу женщины-мула, стоявшей перед ним. Ее голова была полностью лысой, как у всех мулов, подчеркивая острокоченые, изогнутуные назад уши, прилегавшие к ее черепу. Глаза были желто-золотые, глубоко посаженные и прикрытые нависаюшим над ними лбом. Рот был широк, с узкими губами, подбородок слегка заострен, как и ее скулы, и резко выдавался вперед. Нос был не так широк, как у большинства мулов, скорее он был прямой, как клинок. Хотя Энке не раз видел ее на арене во время боя, он никогда не видел ее вблизи, и был поражен обнаружив, что она просто прекрасна - смертельно прекрасна.

Ее плечи были вдвое шире его, а груди казались маленькими на фоне широкой, как у всех мулов, грудной клетки. При этом на ней, казалось, вообще не было ни грама жира. Могучие мышжы спины распирали ее бока как крылья, подчеркивая ее узкую и исключительно мускулистую талию. Мышцы живота рельефно выделялись на ее торсе, а длинные руки были просто обвиты толстыми шнурами мышц. Бедра и икры казались вырубленными резцом скульптора. Она склонила перед ним голову и встала на одно колено. Она не сказала ни слова, потому что не могла. Она была немая от рождения.

Он почувствовал себя немного странно, глядя сверху вниз на стоящую перед ним на колене гладиаторшу. С одной стопоны, конечно, это было абсолютно правильно. Он был аристократ, находящийся на вершине класса торговцев, а она была рабыней, находящейся на самой нижней ступеньке социальной иерархии Атхаса. Он купил ее, отныне она его имущество. Но с другой стороны она была совершенно замечательным существом, могучим бойцом, и он видел, как она убила по меньшей мере дюжину здоровенных мужчин на арене.

С того самого первого раза, когда он увидел ее, он захотел овладеть ею. Не сексуально, так она его не возбуждала, но так же, как он хотел владеть великолепным жеребцом-крадлу, или изящно сделанной каретой. Обладание такими вещами не только подтвержадало его статус, но и давало силу. Она была легендой на арене Балика, и когда он увидел, как она сражается, он сразу понял почему.

Ка сражалась с невероятной свирепостью, он никогда не видел ничего похожего. Эта была свирепость не берсерка, а хищного зверя. Те, кто противостоял ей, был для нее не соперники, а жертвы, и когда она встречалась с ними на арене, то становилась похожей на зверя на охоте.

Тогда, когда он в первый раз увидел ее, она уже завоевала себе свою страшную репутацию, и больше не сражалась с один врагом. Она всегда выбирала себе несколько соперников, иногда полдюжины, иногда больше, и несмотря на их количество, она заставляла их всех бояться себя. И она ликовала, убивая. Она получала наслаждение, убивая, как большинство людей получает наслаждение от секса. Для нее это было и удовольствие и разрядка и соревнование и вызов. Она наслаждалась всем.

Энке немедленно послал своих агентов для преговоров о приобретении ее. В то время у него еще не сложился план использования ее; он только знал, что хочет обладать ей, как опасным домашним животным. Но мастера арены из Балика не собирались продавать ее. Они вложили в нее как огромные деньги, приобретя ее у производителя мулов, так и силы и время, обучая ее всему, что надо было знать гладиатору. И она стала их самым популярным зрелищем, звездой арены. Жители Балика до отказа набивали трибуны чтобы увидеть, как сражается Ка, и их ликующие крики сопровождали каждую ее победу. И мастера арены уже составили план на ее будущее. Если она выживет, а в этом мало кто сомневался, они собирались дать ей свободу и пригласить ее работать тренером, обучая умелых бойцов для гладиаторских игр.

Но Энке хотел ее, а когда он хотел что-нибудь, он не останавливался, пока не завладевал этим. И хотя по самой скромной оценке он заплатил в десять раз больше, чем она стоила на самом деле, в конце концов мастера арены не устояли перед предложением, от которого невозможно отказаться. Он заплатил не только деньгами, но и паем в активах Дома Энке, а это гарантировало им комфортабельную старость.

Теперь она была здесь, и казалось просто нелепым видеть это дикое могучее творение стоящим на коленях перед ним, скромно глядящим в пол и ждущим его команды. Это заставило Энке почувствовать себя могущественным, чуть ли не самым могущественным человеком на Атхасе.

Ливанна по-прежнему стояла, опиралась руками на стол и тяжело дыша. Заклинание истощило ее, выпило из ее чуть ли не всю энергию. Обычный маг никогда не смог бы произнести это заклинание и остаться в живых. Он магически перенесла, телепортировала Ка из Балика в Алтарук. Это потребовало самой тщательной подготовки, и к тому же пришлось получить образцы кожи и волос Ка для того, чтобы заклинание сработало. Агенты Энке добыли кончики ее ногтей и несколько срамных волос, так как у женщины-мула других волос не было вообще. И все это было сделано в строгой тайне. Никто, за исключением Энке и Ливанны, не только не знал, что Ка в Алтаруке, но и вообще не знал о сделке. А мастерам арены в Балике заплатили столько, что они немедленно об этом забыли.