Эрнест Сетон-Томпсон - Зверь [сборник]

То были дни, когда Божья десница тяжко легла на землю Франции. Английские войска, обуреваемые жаждой разрушения, терзали Нормандию; Бургундия, Бретань, Люксембург и Прованс оставались под началом собственной феодальной знати, не признававшей верховенства королевской короны. Безвластие, голод и мор царили в истощенной стране. Крестьяне, лишенные защиты, гибли, как лесная дичь, а богатейшие пашни зарастали травой, годами не ведая плуга.

В эту пору отряды военачальников и разбойничьи ватаги свирепствовали повсеместно, словно дикие звери. А волки, которым теперь не приходилось опасаться охотников — хорошо вооруженных и отважных, многочисленных, искусных в своем деле, — тоже повели себя подобно бандам разбойников: сплотившись в огромные стаи, они вышли из лесов в поля. Отныне волчье войско могло устраивать набеги на деревни, а иногда и на города.

По всей долине Луары овцы были истреблены полностью, до последнего ягненка. Крупный скот кое-где еще оставался, но лишь там, где крестьяне держали его не на вольном выпасе, а в каменных стойлах или укрепленных загонах — и с мужеством отчаяния защищали всем доступным им оружием.

Но все равно домашних животных становилось все меньше, а стаи волков, наоборот, росли, свирепея от голода. Теперь каждый поселок «опекала» своя стая, которая одиночек, будь то люди или коровы, могла растерзать прямо среди бела дня, а когда наступала ночь, волки без страха рыскали по улицам, до утра оставаясь там полными хозяевами.

Париж, королевский город на Сене, в те годы располагался действительно на этой реке, целиком занимая остров, который Сена обтекала со всех сторон. Каменные стены, опоясывающие город, подступали к реке почти вплотную. Париж был не только столицей, но и крупнейшим рынком Франции, каждый день поглощавшим небольшое стадо. Те, кто пригонял в город скот, не расставались с оружием — но то была пора, когда голодные волки могли бросить вызов и вооруженным людям. А уж топот и мычание быков были для волчьей стаи попросту приглашением на пиршество.

Поскольку в Париж стекалось больше скота, чем в какой-либо другой из городов Франции, то и волки, жаждущие урвать толику мясной поживы, собирались вокруг него во множестве. Сама природа пришла им на помощь. Северный берег реки, на запад от дороги, которая вела к мосту через Сену, представлял собой плотный глинозем с частым вкраплением скал, изрытых естественными гротами. Всю эту местность покрывали густые заросли кустарника, переплетенные лозами ежевики и дикого винограда. Больших деревьев там давно уже не осталось: все они пали под топором дровосека и сгорели в парижских очагах. Однако непролазные дебри, пришедшие на смену высокоствольному лесу, превратились в самую настоящую волчью крепость. Всадники туда проникнуть не могли, а собаки без них не решались. Так что охотники сразу оказались в слишком невыгодном положении. Попытки преследовать волков в этой местности были оставлены, а сама она получила название Lonvrier [42] Вероятно, ошибка: должно быть Louvrier . Такое название на старофранцузском носила порода особенно могучих «волчьих» борзых, противопоставляемых обычным, «заячьим» борзым lévrier . По некоторым данным, псарни, где эту «волчью» породу выращивали и тренировали, располагались на территории будущего Лувра и, возможно, предопределили его название. Впрочем, это в любом случае несовместимо с версией данного рассказа, согласно которой описываемая местность была, наоборот, непроходима для псовой охоты. или Remise des Loups [43] Здесь: Волчья Пуща ( фр. ). . Все знали, сколь многочисленны там волчьи логова и сколь обилен выращиваемый в них каждое лето приплод; а затем повзрослевшие волчата выходили из этих кущей, чтобы сеять смерть и ужас на дорогах, ведущих в великий город.

Много волчьих поколений выросло там до тех пор, пока эти заросли не были расчищены. Но даже сейчас память о них и их диких обитателях сохраняется в названии той местности, пускай укороченном: Louvre , то есть Лувр…

Впрочем, до этой поры еще было далеко. Тогда, в страшную эпоху царствования Карла VII, Волчья Пуща праздновала свой золотой век, ежегодно порождая новые ватаги серых рыцарей-разбойников, считавших человеческие владения собственным майоратом и собиравших в них дань для кровавых пиршеств.

Вся местность вокруг Сены — на много лиг к востоку и западу, а к северу до нынешнего Монмартра, — была почти одинакова: скудные заросли чахлого дубняка, непролазные дебри кустарников, заболоченное междулесье. Лишь три дороги тянулись через этот край, извиваясь вдоль больших просек. По этим дорогам люди ездили в город, когда их принуждала к тому необходимость, — а в дикой поросли прямо за обочинами таились и плодились волки.

Весной и ранним летом волки редко образуют стаи: они живут семьями, взрослая пара выращивает молодняк, принося добычу к логову. Но в сентябре и позже, когда подрастающие волчата отправляются познавать мир, поиск пропитания заставляет их объединяться. А в самые тяжелые месяцы зимних холодов стаи растут как на дрожжах и становятся бедствием страшнее мороза и снега, буквально обчищая всю округу в ходе яростных набегов.

Закон природы гласит, что каждая такая стая должна иметь своего вожака, превосходящего остальных волков ростом, силой, а также мудростью. Многие из таких предводителей волчьих стай сделались хорошо — даже слишком хорошо! — известны людям: тем крестьянам и горожанам, пастухам и торговцам, которые по роду своих занятий не могли отсиживаться в безопасных твердынях человеческого жилья. История сохранила имена нескольких особенно прославленных вожаков: это Черный Волк из Суассона [44] Очень крупный зверь (правда, как и все прочие в этом перечне, не вожак стаи, но одиночка), совершивший в 1765 г. ряд беспримерно дерзких нападений. Его атаки продолжались всего два дня, но за это время он убил четырех человек, а серьезно ранил четырнадцать. Без страха заходил на деревенские улицы и бросался на вооруженных людей, пытавшихся отогнать его от жертв. Погиб фактически по случайности: во время очередного налета на деревню отбился от всех противников и уже уходил, когда один из крестьян сумел удачным выпадом двузубых вил прижать голову волка к земле и с трудом удержал его, пока подбежали остальные. ( Примеч. сост. ) ; Красный Волк, загрызший сеньора д’Арлу [45] Возможно, имеется в виду загадочный «зверь из Сингле», в 1632–1633 гг. убивший свыше 30 человек (значился ли среди них д'Арлу, сведений не сохранилось). Был застрелен во время грандиозной облавы, в которой участвовало до 6000 человек. Описания его вообще-то не соответствуют волку: кроме огненно-рыжей шерсти, он отличался чрезвычайно вытянутыми пропорциями, напоминая «огромных размеров остроухую таксу — правда, с достаточно длинными ногами, поскольку обладал невероятным проворством». ( Примеч. сост. ) ; La Bête Argentee , он же Серебряный Зверь, известный своей необычной серебристо-серой мастью, а еще более тем, что в одиночку победил и убил трех вооруженных людей, пытавшихся отогнать его от породистого жеребенка [46] Об этом волке какие-либо сведения отсутствуют. Не исключено, что автор воспользовался какой-то литературной версией, с приукрашиванием объединившей данные о «звере из Севенн» (в 1809–1813 гг. совершившем около 30 убийств, а потом бесследно исчезнувшем), которого иногда описывали как серебристо-серого, и о все том же волке из Суассона. На последнего как-то раз устроили засаду четверо крестьян с холодным оружием, правда, не возле жеребенка, а рядом с телом недавно убитого им человека. Волк действительно вернулся к телу, но бросился в бой с такой яростью, что крестьяне, израненные, едва сумели спастись бегством. .