Карли Соросяк - Меня зовут Космо

Мне такое имя не то что не нравится, но какое-то оно слишком очевидное. Всё равно что назвать папу «Мистер Человек». Я осторожно хватаю игрушку ртом, чтобы прочувствовать её плюшевость. Предыдущие плюшевые игрушки, появлявшиеся в моей жизни, разочаровывали меня: я так стараюсь, пропитывая их своим запахом, а потом они — так же внезапно, как появились в моей жизни, — оказываются в стиральной машине. В стиральной машине ! Надеюсь, Мистера Хрюка ждёт другая судьба.

Бумагу выкидывают, потом я сбиваю лапой с головы рога, и моя семья заворачивается в шарфы. Мы выходим на прогулку, на траве тает иней. Эммалина прыгает через трещины на тротуаре. Я пытаюсь последовать за ней, скачу и прыгаю изо всех сил. Пусть у меня много чего болит, но это моё тринадцатое Рождество — и я хочу насладиться им сполна.

Когда в полдень приезжают Бабушка и Дедушка, я удивляюсь. Разве они приезжали раньше на Рождество? Но я отношусь к этому спокойно. Если Макс и Эммалина рады их видеть, значит, я тоже должен быть рад.

— Я привезла фунтовый кекс из самого дома! — тут же объявляет Бабушка, хотя я не совсем понимаю, кому из людей захочется есть кекс из фунтов.

Судя по тому, что я видел по телевизору, фунты — это такие бумажные деньги. Она по-прежнему одета в огромный свитер, так похожий на бордер-колли. Мех на нём шевелится. Следом за бабушкой входит Дедушка с букетом цветов, которые, по словам Папы, пахнут фантастически, хотя мне сразу же понятно, что на них не писало ни одно животное. Я принюхиваюсь и принюхиваюсь. Они могли пахнуть намного, намного лучше.

Дедушка распаковывает чемоданы, помогает Папе надуть матрас, а потом выходит на задний двор, где я сижу с любимым теннисным мячиком — растрёпанным, со следами укусов. Он вдруг наклоняется, хватает мячик и машет им перед моим лицом.

— Хочешь мячик? Хватай!

Я смотрю, как его рука рассекает холодный воздух, но так и не выпускает мяча. Я склоняю голову и понимаю: «Уловка! Это уловка!»

— Принеси, — всё повторяет он, пытаясь спрятать игрушку за спиной. — Принеси!

Меня не так легко обмануть.

В конце концов он всё-таки бросает мяч — куда-то к беличьим кустам, — и я с недовольным видом приношу его обратно и бросаю к ногам. А потом мне в голову приходит мысль. Я его тоже обману. Как только Дедушка нагибается, чтобы взять мячик, я хватаю его первым ! А потом удаляюсь, горделиво виляя хвостом и держа мяч в зубах.

Я всё жду, когда же всё покатится под откос, когда Бабушка и Дедушка испортят всем настроение. Но вечером, когда мы собираемся вокруг стола (ну, я лично — под столом), я начинаю верить, что сегодня всё будет хорошо. Мы смеёмся. Дядя Реджи поёт традиционную рожественскую песню «Весёлый старый святой Николай». Мы съедаем столько ветчины, что у нас округляются животы. А прямо перед сном Макс скармливает мне овсяное печенье. Оно настолько потрясающе вкусное, что я заливаю слюной его штанину.

— Ты очень хороший пёс, — говорит он, засыпая.

«Сегодня хороший день» , — думаю я, обнимая лапами Мистера Хрюка.

Очень хороший день.

Иногда, когда мне не спится, я пытаюсь вспомнить самые счастливые моменты в жизни. Они приходят ко мне яркими вспышками: летняя поездка на пляж с Максом. Трёхлетие Эммалины. Вечер у телевизора, когда на пол опрокинулось целое ведёрко с попкорном, и я съел всё, до последнего зёрнышка.

Утром после Рождества, пока Макс спит, я прокручиваю в голове танцевальные движения: кружись, марш, прыжок . Мы уже придумали часть номера — и если мы хотим выиграть эпизодическую роль в кино, то нужно идеально запомнить движения. Я положил Мистера Хрюка на бок и сунул под него нос, чтобы его тело закрывало мне глаза. Это помогает мне отгородиться от мира и сосредоточиться.

— Можешь взять его с собой, если хочешь, — говорит Макс, когда мы днём отправляемся в танцевальный клуб.

Он сдавливает плюшевое брюхо свиньи, словно провоцируя, но я вежливо отказываюсь. Бордер-колли, несомненно, увидит мою свинью и захочет забрать её себе, испачкает волокна шерсти Мистера Хрюка своими слюнями. Я и так уже сражаюсь на множестве фронтов, и что-то мне кажется, что ещё одного я не выдержу.

Дядя Реджи привёз на занятие остатки печенья: маленькие блестящие бисквиты с сахаром, который хрустит на зубах. Оливер тут же отправляет несколько себе в рот, потом бросает кусочек Элвису, который весьма эффектно ловит его передними зубами.

— Что тебе подарили на Рождество? — спрашивает Оливер с набитым ртом.

Макс теребит в руках мой поводок.

— Ну… несколько лунных камней, и… э-э-э… новые комиксы по «Звёздным войнам».

— Чувак! — вскрикивает Оливер. — Когда можно к тебе прийти? Не рассказывай мне спойлеры… Ой. Я не хотел просто вот так взять и нагрянуть к тебе в гости. Извини. Но если серьёзно: можно к тебе прийти?

Макс кивает, и запах нервозности исчезает.

Пока люди угощаются разнообразным печеньем, все мы, собаки, толпимся вокруг мисок с водой. На какое-то мгновение мне даже кажется, что мне повезло: уничтожив миниатюрную бордер-колли, я заодно победил и большую. Она не пришла! Не переступает зловеще с ноги на ногу в углу, не отряхивается, не виляет хвостом. Но потом она с раздражающей грациозностью заходит в комнату, и я вспоминаю — снова — маленькие лапы в тапочках, которые схватили меня за глотку изнутри, заставив кашлять и сипеть под рождественской ёлкой.

Собака-демон ни на шаг не отходит от своего человека; она практикует быстрый «перекат», приём, который я освоил много лет назад. Но в целом её номер сильнее и лучше поставлен. Он более стильный. Я смотрю на неё и всё жду, когда же она ощерится, блестя острыми зубами. Может быть, ей кажется, что вокруг слишком много людей — потенциальных свидетелей?

Люди думают, что она хорошая собака.

Нудлс пытается помочь мне сосредоточиться. Она кусает меня за шею, подталкивает носом. Её ножки такие коротенькие, что, когда она танцует, этого почти незаметно; но она постоянно в движении, практически невозможно увидеть её стоящей на одном месте.

— Нудлс… живёт своей жизнью, — говорит её человек.

Макс говорит, что на самом деле это означает «Нудлс ничему не научилась». Она вообще не слушается команд, да и трюков у неё никаких нет. Я далеко впереди неё.

Элвис, с другой стороны, по-настоящему прекрасно прогрессирует: повороты плавные, прыжки высокие. И хотя я пытаюсь не думать о нём как о конкуренте, мысль всё равно не уходит из головы: чтобы выиграть эпизодическую роль в кино, нам с Максом нужно будет танцевать лучше, чем все остальные в этой комнате.

В какой-то момент Грета делает музыку потише. Она одета в рождественский свитер, который меня пугает; с него на нас смотрят два огромных глаза, диких, как у бордер-колли.