Карли Соросяк - Меня зовут Космо

Моя семья почему-то начинает смеяться. Что, кто-то пошутил? Я обычно не понимаю человеческих шуток, но Макс очень, очень весёлый. «Чем дикие пчёлы похожи на игральные карты? — однажды спросил он у меня. — Они живут в колодах!» Я так сосредоточился, чтобы понять шутку, что даже расчихался — а потом у меня в голове что-то щёлкнуло. Колоды! Гениально! Я смеялся себе под нос всю ночь, а потом — до конца недели, снова и снова осознавая, насколько же шутка замечательная.

— Это всё, что мы умеем, — наконец говорит Макс и чешет затылок. — По крайней мере, основные элементы. Как тебе, Эм?

Эммалина склоняет голову набок. Этот жест я до сих пор до конца не понял.

— Мне… мне нравится.

— Но? — спрашивает Макс.

— Просто… нужно что-то круче . Помнишь, когда ты, Мама, Папа и я танцевали? — Она робко прыгает вокруг нас, изящно размахивая руками. — Ну, знаешь?

Макс глубоко вздыхает.

— Ты права. Она права, дядя Реджи. Нам нужны какие-нибудь движения покруче. Или, может быть, всего одно, одно, но очень крутое движение.

Кончиком туфельки Эммалина рисует на траве круг.

— Макс… Я ещё думаю, что ты и сам должен больше… ну, танцевать.

Какое-то время все молчат. Мы все знаем, что она имеет в виду, хотя, конечно, Максу не хочется этого признавать. Да, он подаёт мне знаки и кормит вкусняшками, но танцует без души. В нашей паре главную роль играю я.

Дядя Реджи говорит:

— Мне, конечно, не хотелось этого говорить, но она права. На соревнованиях на тебя будут смотреть так же внимательно, как и на Космо. Судьи будут ставить оценки вам обоим. Крутые движения — это, конечно, плюс: может быть, попробуете настоящий прыжок, если у него получится? Но ты должен передавать эмоции, помогать нам по-настоящему прочувствовать танец. — Дядя Реджи присаживается на корточки и кладёт руки мне на морду. — Не забывай, что вы с Космо прикрываете друг друга. Если ты нервничаешь, можешь положиться на него.

По пути домой к дяде Реджи я повторяю эти слова, говорю Максу: «Положись на меня, потому что нам нужна эта роль» . Нас нельзя разлучать — так что я буду сильным за двоих.

Я не помню, как себе представлял дом дяди Реджи изнутри и представлял ли вообще. Но когда мы паркуем машину и заходим внутрь, я вижу диван, похожий на наш, и удобный ковёр с мягкой подстилкой. Как и в комнате Макса, на стенах висят фотографии, только не космонавтов, а джазовых музыкантов.

— Майлз Дэвис и Чарли Паркер, — говорит дядя Реджи и показывает на плакаты, словно знакомя нас со старыми друзьями. А потом, на кухне: — Воды? Сока? Шоколадного молока?

Эммалина и Макс одновременно отвечают: «Шоколадного молока» . Они смешивают свои напитки с тёмным сиропом, а я смотрю на них. Понимаю, что мне нельзя молоко, но всё равно хочу его. В гараже они ставят стаканы на маленький холодильник, и дядя Реджи включает свет. Лампы на потолке постоянно моргают.

— Да, это, конечно, не настоящая танцевальная студия, — говорит он, оглядываясь, — но, думаю, мы сможем тренироваться здесь, когда в клубе нет занятий, а на улице танцевать сейчас слишком холодно.

«Красота» , — говорю я, а уж я-то знаю, я много гаражей повидал изнутри. (Вы удивитесь, сколько людей считают, что собак нужно держать там и только там.) Так что я могу вам рассказать, насколько же там пусто: ни теннисных ракеток, ни тренажёров, ни старых игрушек, валяющихся кучами вдоль стен. У людей столько вещей , всяких штуковин, которые всё накапливаются и накапливаются. Но и в пустом пространстве есть своё очарование; кажется, что здесь возможно всё.

Эммалина кружится и размахивает руками.

— Ух ты, — говорит Макс, — тут просто идеально.

— Рад, что ты так думаешь. — Дядя Реджи улыбается и смотрит на меня. — А ты что скажешь, Дурачок? Остались ещё силы для крутых движений?

Сказать по правде — нет. Танцевальный клуб с утра утомил меня сильнее обычного, и я бы предпочёл полежать, и чтобы мне долго чесали загривок. Диван из нашей гостиной зовёт меня: мягкая кожа, глубокие промежутки между подушками. Но я не хочу их разочаровать, и они правы. Поскольку главный приз — роль в кино, судьи будут искать какой-нибудь вау -фактор, движение, которое приведёт всех в восторг. Макс надеется на меня. Так что я, хрустя суставами, встаю и виляю хвостом так быстро, как только могу.

Вместе с Эммалиной мы обсуждаем несколько коронных движений.

— Что, если, — говорит она, вставая на четвереньки, — Космо поклонится и вытянет передние лапы вот так, а задние лапы будут ходить кругами?

Она показывает, как это делается.

— Хм-м, — отвечает Макс. — Это достаточно круто?

— У меня идея, — говорит дядя Реджи. — Это мы тоже можем использовать, Эм, но, может быть, стоит попробовать прыжок? Нет, прыжок не высокий, у Космо уже возраст не тот, но, Макс… попробуй встать на колени, наклониться вбок и вытянуть руку. Вот. Чуть ниже… Отлично. Думаешь, он перепрыгнет руку?

Макс оценивает расстояние между рукой и полом.

— Может быть.

Мы начинаем с малого: Макс подводит меня к маленьким препятствиям в комнате. Дядя Реджи приносит с заднего двора несколько веток, покрытых корой, и я перепрыгиваю их, вытягивая лапы, насколько могу. Я однажды видел по телевизору борзых, идущих по следу, их тела были прямыми от носа до хвоста, и я представляю себе, какой я длинный , и быстрый , и сильный . Макс тоже старается. Он крутит запястьями, энергично наклоняется, ведёт меня с настоящим азартом и страстью. И каждый раз, когда я перепрыгиваю палку, Эммалина протягивает мне вкусняшку с курицей.

— Ура, — всё говорит она мне, хотя я едва отрываюсь от земли. — Ты такой молодец, Космо.

— Последний раз? — спрашивает меня Макс, прежде чем мы уходим на кухню.

Последний раз .

Я подпрыгиваю, вкладывая в движение всего себя. Но спотыкаюсь, оттолкнувшись слишком сильно, и моя левая лапа неловко подворачивается на бетонном полу. Лапу тут же пронзает колючая боль. Со стороны кажется, что со мной всё в порядке — потому что я сдерживаю и визг, который так хочет вырваться из горла, и зевок, которым я мог бы себя успокоить. Мы зашли слишком далеко, чтобы заканчивать тренировку вот так.

Макс морщит лоб.

— Ты в порядке, Космо?

«В порядке , — говорю я ему, пытаясь не хромать. — Всё нормально» .

У холодильника я лакаю воду с такой жаждой, словно никогда даже не пробовал воды, или это вообще последний раз, когда я её пью. Вода плещется, стекает по носу, мочит мне усы. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел меня в таком состоянии, так что я иду, тяжело дыша и стараясь не обращать внимания на боль в лапе, но, едва преодолев коридор, я падаю. Мои лапы вытягиваются. Чтобы сохранить лицо, я улыбаюсь, высунув язык. «Я это специально , — говорю я людям. — Всё хорошо» .