Карли Соросяк - Меня зовут Космо

И всё это время мы танцуем. Мы танцуем перед ужином, пока Мама варит спагетти. Мы танцуем в гараже дяди Реджи, притворяясь, словно это съёмочный павильон. Мы идеально выучили почти весь номер: наклоны и поклоны, марши и прыжки. Я даже наконец-то освоил ходьбу назад. Но всё равно меня не покидает мысль, что в нашей программе не хватает чего-то эдакого.

А киношникам как раз нужно что-то эдакое.

— Всё равно чего-то не хватает , — всё повторяет Макс. — Согласен?

Дядя Реджи говорит, чтобы мы не беспокоились; в клубе нам всё подскажут, они на этом «собаку съели». Я ничего не понял. В этом клубе собак вроде бы не едят, а танцевать учат?

Однажды в субботу утром Нудлс сбегает из комнаты, её человек — за ней. И в комнате наступает полная тишина. Мы полностью поглощены своими мирами. Элвис и Оливер практикуют коронное движение (Оливер опускается на корточки, а Элвис залезает ему на спину), а бордер-колли…

Бордер-колли балансирует на задних лапах!

Я моргаю, пытаясь понять, не обман ли это зрения. Но нет. Она стоит прямо, выставив напоказ живот, и держит во рту плюшевого аллигатора, словно дразня меня. В отличие от всех остальных, не считая Нудлс, у нас с коронным движением как-то не получается. Когда Макс опускает руку, я постоянно задеваю её задними ногами.

Макс стонет.

— Это я виноват. Надо было выбрать что-нибудь другое, полегче.

— Эй, — говорит дядя Реджи. — У него получится. Просто дай ему время.

Я пытаюсь слушать его и представлять, как мы участвуем в соревнованиях по танцам — и выигрываем их, а потом, торжествуя, вместе идём на съёмки.

Где-то в марте все собаки в округе начинают линять. Люди этого почти не замечают, но на улицах видны золотистые волоски и белые шерстинки, летящие по ветру.

По большей части дни и недели проходят своим чередом.

Но потом снова появляется то самое предчувствие, как перед ураганом. Папа по-прежнему спит на диване, и гостиная практически превращается в его комнату. Он оставляет обувь под кофейным столиком, а книги — у лампы. По ночам я скулю у задней двери, хотя на самом деле мне не нужно на улицу; я просто хочу сделать хоть что-нибудь — понюхать землю, сунуть нос в грязь, что угодно, лишь бы сосредоточиться.

В одну из таких ночей Папа открывает раздвижную стеклянную дверь и говорит:

— Будь хорошим мальчиком, Космо. Я буду смотреть футбол, а ты сделай свои дела и назад, хорошо?

И я остаюсь один на заднем дворе; в воздухе висит запах мусора. « День вывоза мусора» , — думаю я: коробки из-под пиццы, кожура от бананов и остатки курицы выбрасывают в мусорный бак и вывозят его к тротуару. Люди обожают день вывоза мусора. Соседи выходят из домов и уважительно здороваются друг с другом, машут руками, шутят про тяжёлые баки и о том, какие в них спрятаны ценности.

Из кустов тоже пахнет мусором.

Я слышу в кустах шорох и прижимаю уши. Это ещё что такое?

Почти сразу же из-за веток выскакивает кот. Его морда у́же, чем у всех знакомых мне котов, с острыми усами, которые касаются моего носа, когда он прыгает. От него идёт сильный землистый запах, чем-то похожий на мусор. Он трётся об меня, прижимая нос к ногам. «Ого , — говорю я ему, — да ты славный малый!» Давно я не встречал кота, который так любил ласкаться.

Что-то мелькает у меня в уме. Что-то в нём не так . Но мне настолько хочется понюхать его попу, разобраться в его запахе, что меня ничто не остановит.

Вспоминая, как общаться с котами (что мне делать? поклониться? гавкнуть?), я провожу его в открытую дверь. Я думаю, что мы весело попрыгаем по гостиной, как обычно делаем с Бу. Или, может быть, поиграем в перетягивание чего-нибудь? Эммалина уже спит, а Макс лежит в кровати и читает книжку о космонавтах. В общем, если играть, то во что-нибудь тихое.

Кот обнюхивает шкафы. Он переворачивается на спину и дрыгает маленькими ножками. И тут на кухню заходит мама.

— Космо, ты что?…

Она осекается. А потом кричит.

И я сразу отчетливо понимаю, что меня обманули.

Если подумать, у меня были все улики, я просто не смог их сопоставить. Я уже раньше видел енотов в естественной среде обитания. Однажды, когда мы ходили в поход, пара енотов подбежали к нашему столику для пикников, украли у Макса половину сэндвича с арахисовым маслом и желе и с дьявольской радостью ускакали обратно в лес.

Этот кот — не кот!

Я поражаюсь тому, насколько же оказался не прав.

— Боже мой! — кричит Мама, когда енот проскакивает у неё между лодыжек. Она запрыгивает на кухонный стол, болтая ногами. — О-о-о, боже мой. Нет-нет-нет- нет ! Дэвид, скорее сюда!

— Что происходит?… — спрашивает Папа, быстрыми шагами входя в кухню. Он пахнет, словно только что искупался. Как и Мама, он прерывается на полуслове и вскрикивает: — О господи!

— Не стой как столб! — кричит Мама. — Хватай швабру! Помоги мне его прогнать.

— Ох, надеюсь, он не бешеный.

— Дэвид!

— Ладно. Швабра, швабра.

Я слышу испуг в их голосах, хотя вообще не понимаю, с чего тут паниковать. У нас тут нет никаких сэндвичей, которые может стащить енот, даже сырных палочек нет. Нам ничего не угрожает.

Я подхожу к маленькому зверьку. Иногда запах настолько интригует, что я хочу попасть внутрь него. Иногда я нюхаю и нюхаю, но никак не могу нанюхаться, и мне приходится прыгать носом вперёд, всем телом погружаться в запах, чтобы аромат обволакивал меня. Так же я поступаю и с грязными следами енота, которые тянутся через полкухни.

— Космо! — кричит мне Мама, размахивая руками. — Отойди от него! В комнату Макса! В комнату Макса, живо!

«Ты права , — думаю я. — Максу стоит на это посмотреть» . И — какая удача — он появляется на кухне в тот самый момент, когда Папа триумфально возвращается со шваброй.

— Ух ты, — говорит Макс, рядом с ним — Эммалина разбудила меня. Она услышала шум и проснулась! Как здорово!

Папа быстро встаёт перед ними.

— Макс, уложи сестрёнку спать, сейчас же .

— Пап, — говорит Эммалина. — Мы можем оставить его себе? Пожалуйста? Пожаааалуйста?

— ХВАТИТ! — кричит Мама, выхватывает у Папы швабру и осторожно, но настойчиво выпихивает енота на улицу. Зверёк исчезает в ночи. — Макс, Эммалина, Космо, спать.

В следующие несколько часов Мама и Папа отмывают полы, шлёпая по плитке мокрой тряпкой. И огрызаются друг на друга.

— С дороги.

— Зачем ты так делаешь?

— Нет, полотенца вон там.

— Где?

— Там!

Всё так плохо, что Макс зажимает уши. А мне интересно: неужели бордер-колли стоит и за этим? Это ведь она подослала енота, чтобы обмануть меня и узнать мою слабость? Я ворочаюсь на своей постели, подо мной лежит Мистер Хрюк. Я что, теряю хватку? Не пускать диких животных — это тоже моя работа. Если я не защитник дома, то кто я вообще?